— Река сегодня очень красивая…
Река спокойно несла воды, пахло тиной, нефтью и солью. Фал позвякивал об алюминиевые мачты. Ночной шквал ушел вдоль побережья на северо-восток, и далеко за огнями Манхэттена они видели в небе вспышки молний.
Когда Лили и Кеннет занимались любовью, для нее наступил момент полной ясности. Она слышала печальную песню группы «Crash Test Dummies» — звуки доносились с соседней яхты, приглушенные бесконечным шумом набегающих волн.
Позднее, в кубрике, Кеннет тихо сказал:
— Господи, я сижу здесь и порю чепуху, а ты устроилась напротив и плачешь. — Он осторожно вытер ей щеки. — Что с тобой?
— Я просто смотрела на реку и думала, какая красота кругом и как здесь чудесно. А потом вспомнила о Уолте — он никогда больше этого не увидит.
— Петти?
— Да. Будь оно все проклято.
— Этот парень притягивал тебя к себе, моя дорогая, — сказал Кеннет, стараясь, чтобы его голос прозвучал небрежно: он хотел разговорить Лили.
— А ты знаешь почему? — спросила она, принимая его приглашение.
— И почему же?
— Потому что мы были очень жестоки к нему. Мы, девочки-школьницы. Лукас заставил меня вспомнить прошлое…
— Мне трудно представить тебя жестокой, — заметил Кеннет.
— Тогда я об этом не думала. Проблема в том, что Уолт всегда был готов мне помочь. И неизменно делал это с радостью. А когда мы учились в школе — и даже потом, уже в те времена, когда я работала в полиции, — мы отвечали ему насмешками, дразнили за неумение одеваться, потешались над манерами, над авторучками, которые он всегда носил с собой. Мы превращали его в клоуна, а он им не был. Но всякий раз, когда он пытался быть серьезным, мы ему не позволяли. Мы причиняли Уолту боль. Вот о чем я сейчас думала — как девочки обижали его в старших классах и про несчастный взгляд, который появлялся на его лице, когда он пытался что-то сделать, отыскать контакт, а над ним смеялись. Он не понимал… О господи…
Она неожиданно разрыдалась, и Кеннет принялся беспомощно поглаживать ее по спине.
— Боже мой, Лили…
Немного успокоившись, она сказала:
— Ты католик. Ты веришь в знамения? В Деву Марию, в ее беседу с пастухами?
— Я бы хотел увидеть это своими глазами, — сухо произнес Кеннет.
— Дело в том, что я постоянно вижу Петти… — Она рассмеялась коротким печальным смешком и толкнула Кеннета в бок. — Нет, нет и нет, он не летает по моей спальне. Передо мной возникает его образ…
— Ничего себе!
— И картина получается такой четкой. Уолт бежит по улице, его напомаженные волосы тщательно приглажены, но уши все равно торчат… Господи! Уолт был единственным человеком, который меня любил и ничего не хотел в ответ. Ни секса, ни детей, ни одолжений; для счастья ему было достаточно просто находиться рядом.
Кеннет не нашел что ответить. Они молча сидели, поджав ноги, и смотрели на темную реку. Через какое-то время Лили снова заплакала.
Глава
25
Лукас позвонил Фелл от Лили и извинился за позднее время.
— Я собираюсь спуститься в бар, — сказала она. — Почему бы нам не встретиться там?
Он остановил такси. Лили с улыбкой смотрела на него из окна. Лукас помахал ей, она подняла вверх левую руку с сумочкой, а правую засунула внутрь и нащупала рукоять пистолета. «Помнить прошлый раз?»
Когда машина остановилась возле бара, Лукас вытащил двадцатку из зажима для денег и получил у водителя два доллара сдачи за поездку, которая стоила восемь. Фелл устроилась в дальней кабинке, перед ней стояло пиво и тарелка с арахисом. Она читала бесплатную газету.
— Привет, — сказал он, входя в кабинку.
— Привет. Узнал что-нибудь новое у Ротенберг?
— Нет.
— Хорошо, — сказала она.
Лукас потряс головой.
— Господи. — Потом он добавил: — Мне нужно заказать пива.
Он помахал официантке, выразительно посмотрел на стакан Фелл и сделал двумя пальцами знак победы.
Пока они ждали, смуглый мужчина в светло-голубой спортивной куртке и брюках цвета хаки подошел к их кабинке и обратился к Фелл, не слишком удачно имитируя Богарта:
— Привет, милашка. Видел твое имя в газетах.
— Здравствуй, Томми. Присаживайся. — Фелл похлопала по стулу рядом с собой и указала на Лукаса. — Это Лукас Дэвенпорт, он полицейский.
— Я знаю, кто он, — сказал человек, входя в кабинку. — Но меня почему-то не внесли в список приглашенных на интервью.
— Лукас, — продолжала Фелл, — это Томми Кантор, репортер из «Виллидж войс».
Они немного поговорили о деле, а потом Кантор пригласил к их столику внештатную журналистку, свою подругу. Они предложили ей стул и заказали еще пива. Вскоре появилась еще одна женщина, телевизионный продюсер, и заговорила с Фелл.
— Из тебя получится штучный товар, — сказала она.
— Совершенно с вами согласен, — с непроницаемым видом заявил Лукас.
— Мерзкий Дэвенпорт… — проворчала Фелл.
Они вернулись в квартиру Фелл в два часа ночи, провели десять мыльных минут в душе, а потом оказались в ее постели.
— Я получил удовольствие, беседуя с этими людьми, — признался Лукас. — Если только твой приятель Кантор не устроит нам неприятности.
— Он всегда держит в тайне свои источники информации, — заверила его Фелл. — Все будет хорошо. Меня удивило, что ты с такой легкостью общался с журналистами…
— По большей части они мне симпатичны, — признался он. — Некоторые из них немного глуповаты, а половина готова убить за пару долларов, но лучшие из них мне нравятся.
— А это тебе нравится? — спросила она.
— О-о-о-о, думаю, да, — ответил Лукас. И добавил чуть позже: — Я в этом уверен.
На следующее утро он вышел из душа, вытирая волосы махровым полотенцем, и услышал голос Фелл из гостиной. Она прошла по коридору в спальню, пока он натягивал нижнее белье. Все еще обнаженная, Фелл встала на цыпочки, чтобы поцеловать Лукаса.
— Я только что говорила с Картером. Ничего нового.
— Хорошо. Ты принесла досье?
— Документы в гостиной на полу, — ответила она.
— Я некоторое время посижу и почитаю, а потом съезжу в отель и переоденусь. Мне бы хотелось находиться рядом, когда его возьмут.
— Чушь собачья. Ты бы отдал левое яйцо, чтобы взять его самому. Как и я.
— Ты готова отдать мое левое яйцо? — с возмущением спросил Лукас.
— Ну… Хочешь рогалик со сливочным сыром и чесноком и сок?
— Да, если уж на то пошло.
