И, наконец, Сёдерстедт. Арто Сёдерстедт. Уникум. Йельм никогда раньше не встречал такого полицейского. Белый финн, как сам он без обиняков называл себя, был совершенно особым созданием. Йельм никак не мог отделаться от ощущения, что Сёдерстедт вовсе не полицейский; не потому, что он проявлял в чем-то непрофессионализм, совсем нет, а потому, что он действовал и говорил, как истинный интеллектуал, бесстрашный академик, свободно излагающий свои политические теории. Едва Йельм подумал об этом, как Сёдерстедт ответил на вопрос, который Йельм уже успел позабыть.
— Я бы не назвал это квартирой, но она удобно расположена. На Агнегатан. Однушка с кухонным закутком; ведь вся моя большая семья осталась в Вэстеросе. У меня пятеро детей, — пояснил он, повернувшись в сторону Йельма.
Мысль о том, что Сёдерстедт — человек во всех смыслах выдающийся, разрослась до астрономических размеров.
— Пятеро? — ошарашенно переспросил Йельм. — Неужели в Вэстеросе так скучно?
— Да нет, двое были сделаны в Баса.
— Ты служил в Финляндии? И как оно там?
— Нет… там я не работал в полиции. Я поздно стал копом. Были те, кто считал, что мне никогда им не стать.
Йельм похвалил себя за интуицию и стал прислушиваться к голосам за столом. Возможно, Сёдерстедт намекал на каких-то коллег из Вэстероса, а может, и на кого-то из присутствующих. Определить ему не удалось. Однако у него сложилось ощущение, что все, кроме него, хорошо понимают, кого имел в виду Сёдерстедт. Впрочем, долго гадать ему не пришлось.
— Я сказал только, что тебе не стоит агитировать тут за коммунистов, — сквозь зубы пробормотал Вигго Нурландер. Вилка в его руке слегка подрагивала.
— Ты сказал не это, — ответил Сёдерстедт, пристально глядя на Нурландера.
— Не подеритесь! — неожиданно произнесла Черстин Хольм.
Нурландер бросил вилку на поднос, молча встал и понес его в мойку. Даже в состоянии сильнейшего гнева он поставил поднос точно на полагающееся ему место, скомкал салфетку и бросил ее в корзину именно для салфеток.
Йельм оглядел лица тех, кто сидел вокруг них в ресторане. Заметил одну-две откровенно саркастические улыбки. Он криво улыбнулся в ответ.
Посторонитесь, посторонние!
Мы в самом центре бури.
Черстин Хольм повернулась к Сёдерстедту:
— Прости его. У нас есть дела поважнее, чем устраивать тут разборки.
— Он заткнул мне рот, — хмуро пробормотал Сёдерстедт. Примерно минуту он прикидывал, стоит ли начинать драку. А затем сказал:
— И притащил сюда всех иностранцев. За исключением черномазых, конечно.
Сёдерстедт провел рукой по своим тонким, белым, как мел, волосам.
Йельм начал смеяться. Неизвестно почему, но он заразил смехом Нюберга. Сёдерстедт тоже легонько ухмыльнулся. Хольм улыбнулась своей иронической улыбкой, а Чавес — своей. Трубка мира пошла по кругу.
— Если отбросить политический аспект этого дела, то нам будет что в нем расследовать, — сказал наконец Сёдерстедт. — Держитесь меня, молодой человек.
— Я и держусь, — отозвался Чавес. — Но к этому можно подойти с разных сторон. Ну-ка, расскажи, что произошло в Васа?
— Нет-нет-нет, — расхохотался Сёдерстедт. — Мы еще не настолько близко знакомы. А как, кстати, обстоят дела с твоей квартирой?
— Это, собственно говоря, вовсе не квартира. Это комната у одной старушки на пересечении Бергсгатан и Шелегатан. Живу как студент. Не повернешься.
— А как дела у Черстин? — спросил Сёдерстедт. — Где живешь ты, дорогая моя?
— У друга бывшей подружки моего бывшего друга в Брандбергене, — ответила Хольм. — Мы хорошо ладим. Нас сближает общая и весьма плодотворная ненависть.
Все снова рассмеялись. Надо всем и ни над чем. Над тем, что сделали еще один шажок навстречу друг другу. Над тем, что за несколько дней никто больше не был убит. Над самими собой и над своим абсурдным положением в полицейском управлении.
Нюберг поднялся, а вслед за ним Чавес и Сёдерстедт. Черстин Хольм допила свое легкое пиво и тоже собиралась подняться, когда Йельм спросил ее:
— Черстин, тебе удалось найти Георга Хуммельстранда?
Она опустилась назад на стул и посмотрела на него своими темными глазами.
— Я думала, ты взял на себя честь проследить нить Хуммельстранда, — ответила она.
— Прошу прощения. К тому же речь идет вовсе не о чести. Я все еще слежу за орденом Мимира. Еще раз прошу у тебя прощения, если проявил бестактность. Извини меня.
На ее взволнованном красивом лице нехотя засветилась улыбка.
— И опять же прости, — сказал Йельм, чувствуя радость. — Так как обстоит дело с Георгом?
Улыбка внезапно исчезла. Черные глаза словно просвечивали его насквозь.
— Ты счастлив в браке? — спросила она.
— Что? — удивился Йельм. Полный тоски взгляд Силлы на какое-то мгновение появился перед его мысленным взором.
— Так счастлив или нет? — повторила Черстин с самым серьезным видом. — По-настоящему счастлив?
— А почему ты спрашиваешь?
— Я не знаю, кто ты, — загадочно произнесла она и вышла из ресторана.
Йельм остался сидеть на стуле, лицо Силлы медленно растаяло перед его внутренним взором. А потом растаял и весь мир.
Глава 17
Вигго Нурландер сидел в помещении склада в Фрихамнен и ждал.
«Ждать, — говорил он себе. — Ждать, чтобы ждать. Ждать, чтобы ждать, чтобы ждать. Ждать, чтобы ждать, чтобы ждать, чтобы ждать».
Иными словами, он немного устал.
Ему все меньше хотелось продолжать носить шелковые перчатки. Он уже приготовил для себя ежовые рукавицы. «Вот-вот что-то должно случиться», — думал он. Он безмерно устал работать за письменным столом, вести телефонные переговоры с низшими чинами Интерпола, неприветливыми милиционерами из бывшего СССР и многое повидавшими таможенниками. Он ждал уже слишком долго.
Он вскрыл отмычкой дверь в маленькое складское помещение и спрятался позади шкафа. Там он просидел три часа; время уже шло к вечеру. Он был ужасно зол.
Скоро все пойдет совсем с другой скоростью. При мысли об Арто Сёдерстедте темный гнев вспыхивал с новой силой: этот чертов финн приехал из какой-то дыры да еще презирает все, во что он когда-либо верил. Само собой, что речь должна пойти о деньгах, о том, чтобы эти деньги можно было разделить. Если Швеция в выигрыше, то в доле оказываются шведы. Все ведь так просто.
Он разжигал в себе гнев, думая о собственном имени. Вигго, черт побери, это как удар маленькой молнии, Вигго от чертова Викинга. Единственное наследство вечно бороздящего моря датского моряка, ставшего по какой-то непостижимой причине его отцом. Быстрая эякуляция в изголодавшееся женское лоно, а дальше — поминай как звали. Никакой ответственности. Абсолютно никакой. «Такой же, как Сёдерстедт, — думал он. — Точно такой же».
