— Удовольствие для одного — это удовольствие и для другого. Если все происходит без насилия, насилия над волей другого. Если в тебе видят человека.
Пространство между ними потеплело. Черстин продолжила чуть хрипловатым голосом:
— А ты угадал мое желание?
Он закрыл глаза, задумался. Перед мысленным взором возникло ее лицо, в мозгу вспыхнули ее фразы и отдельные слова. Он выискивал в них намеки, зацепки, подтексты. Но видел только, как она, закинув ноги на стол, держит руку у себя в трусах.
Он почувствовал себя маленьким мальчиком.
— Намекни хотя бы, — попросил он. Собственный голос показался ему каким-то писклявым.
— Разденься, — коротко сказала она.
Он повиновался. Он стоял голый и смущенный. Прикрывал руками причинное место.
— Руки на затылок, — велела Черстин. Она все еще лежала одетая на кровати, руки подложены под голову.
Он стоял перед ней на полу. Его член висел чуть кривовато, словно стараясь сделаться как можно более незаметным. Совсем незаметным.
— Подойди сюда и встань у изножья кровати.
Он подошел, все еще держа руки за головой. Когда он шел, его член раскачивался взад-вперед. Его колени уткнулись в кровать. Член коснулся покрывала. Она подсела поближе. Она рассматривала его, но не трогала.
— Есть одно женское проклятие, — сказала она, не сводя взгляда с его члена, — которое так или иначе обязательно сбывается. Я сама была изнасилована в пятнадцать лет, а затем снова раз за разом моим ненаглядным женишком-полицейским, хотя сам он, конечно же, понятия об этом не имел.
Пауль почувствовал, что ничего у него сегодня не получится.
— Иди сюда, ложись рядом со мной, — предложила Черстин.
Он лег и прикрыл глаза. Она легонько гладила его пятно на щеке. «Будь что будет», — решил он.
— Ты можешь простить меня? — спросила она нежно. Ее голос был похож на голос маленькой девочки.
Он кивнул, все еще не открывая глаз. Он так и будет всегда ощущать себя мальчишкой.
— Смотри-ка, — произнесла она все тем же ясным голосом. — Теперь твое пятно похоже на маленький крест.
Он улыбнулся и все понял.
Он совершенно ничего не понял.
Но ему было хорошо.
Глава 29
Они завтракали утром в ресторане гостиницы, когда у Чавеса зазвонил телефон. Хорхе снял трубку, но так и не произнес ни слова, только заметно побледнел. Йельм знал такого рода телефонные звонки. Он был уверен, что догадался, о чем шла речь. Новое убийство.
Неужели они действительно допустили грубую служебную ошибку, когда не сообщили имени Йорана Андерсона и не передали в штаб его портрет?
Успел бы Хультин перенаправить круглосуточных дежурных от членов правления «Ловиседаль» к членам правления «Южного банка», если бы они сообщили сведения еще на стадии подозрений?
Йельм взглянул на Черстин Хольм и понял, что она думает о том же.
Неужели их желание все досконально выяснить, а уж затем, собрав воедино все сведения, выслать их единым пакетом в Стокгольм, стоило человеку жизни?
Мысли бешено сменяли одна другую.
Но их было не так уж много.
— Гуннара Нюберга серьезно ранили вчера вечером, — вполголоса произнес Хорхе Чавес, убирая телефон. — Возле виллы одного из членов правления «Ловиседаля».
Этого только не хватало!
— Вот черт! — выругалась Черстин Хольм и отложила бутерброд с паштетом.
— Насколько серьезно? — тихо спросил Йельм.
— Я мало что понял из слов Хультина. Я не представлял себе, что Хультин может быть таким рассерженным. Жить будет, насколько я понял. Это случилось в Лидингён, возле дома председателя правления Якоба Лиднера. Нюберг подъехал туда, в него выстрелили, он пришел в ярость, проломился сквозь садовую изгородь и протаранил своим телом газовавший автомобиль стрелка.
Йельм не смог сдержать истерического смешка.
— Да, это похоже на Нюберга.
— Ему отлично удалось сыграть корпусом. Водитель врезался в фонарный столб, и Сёдерстедт сумел вытащить его из машины прежде, чем она загорелась.
— А разве современные машины могут загореться? — удивленно спросил Йельм.
— Вы никогда не угадаете, кто оказался стрелком, — сказал Чавес.
— А мы и гадать не будем, — ответила Хольм.
— Неубитый Игорь. Александр Брюсов.
— Какого черта?! — вскричал Йельм. — Что он там делал?
— Но убийство ведь тоже произошло? — сдержанно спросил Йельм.
Чавес кивнул.
— Да, в Гётеборге. Член правления «Южного банка» состава 1990 года. Ульф Аксельсон. Шишка в «Вольво».
Они помолчали немного. Наконец Чавес продолжил:
— Хуже всего то, что позвони мы вчера, возможно, мы спасли бы Нюберга и Аксельсона.
Снова тишина. И снова Чавес:
— Хотя точно мы этого никогда не узнаем…
Юнас Вреде сегодня выглядел много лучше. Он свел воедино все показания и помог составить подробный и четкий портрет того, кто в феврале этого года взял на себя и благополучно похоронил расследование дела убитого и найденного в запертом сейфе Валерия Треплёва.
Его портрет лежал на столе у Вреде. Все трое из «Группы А» тут же узнали грубые и выразительные черты этого лица.
Последний раз они видели этого человека на кухне Нильса-Эмиля Карлбергера в Дьюрсхольме.
Это был Макс Гран.
Из СЭПО.
Глава 30
Ян-Улов Хультин решительным шагом шел по коридорам полицейского управления. Ему предстояли два разговора, и в обоих случаях он не собирался деликатничать. Два имевшихся в наличии члена «Группы А», Сёдерстедт и Нурландер, шли за ним следом. Как хороший, плохой, злой,
[70]
вышли они на Берггатан и двигались в ее редком людском потоке, держа руки на пистолетах, а за их спинами шипели гремучие змеи. Кто из них был хороший, кто плохой, а кто злой, определить было невозможно.
В комнате для допросов сидел Якоб Лиднер, председатель правления концерна «Ловиседаль». Он резко вскочил, когда героическая троица вошла в помещение:
— Что, черт подери, вы себе позволяете, инспектор криминальной полиции? Вы врываетесь ко мне во время завтрака и насильно запихиваете меня в эту чертову тюремную камеру! Вы знаете, кто я такой?
— Сядьте и закройте рот, — спокойно ответил Хультин и опустился на стул.
