— Прошу меня извинить, но я все же скажу, — несколько несмело начал Йельм, — что ты ведешь себя не так, как мы могли бы ожидать. Звонить и бахвалиться? Это не соответствует твоему психологическому портрету.
— Если вы преуспеете в его составлении, вы прославитесь, — тихо ответил Йоран Андерсон. — Нет, я звоню вовсе не за тем, чтобы бахвалиться. Я звоню сказать тебе, чтобы ты держался подальше от моей невесты. Иначе мне придется еще дальше отойти от своего психологического портрета и убить и тебя тоже.
— Тебе никогда не убить меня! — воскликнул Йельм, отбросив все психологические экивоки.
— А это еще почему? — спросил Андерсон, и в его голосе зазвучала заинтересованность.
— Хелена Брандберг, дочь Энара Брандберга. Ты легко мог бы застрелить ее и забрать с собой свою кассету, а вместо этого ты сбежал, оставив кассету нам.
— Так вы вычислили меня благодаря кассете? — удивленно спросил Йоран Андерсон. — Должно быть, это было нелегко.
— Да, нелегко, — согласился Йельм. — А как, ты думал, мы тебя нашли?
— Через грабителя сейфа, конечно. Я все сидел и ждал, когда вся эта история выплывет наружу и вы начнете наконец за мной охотиться. Но когда этого не случилось, я снова взялся за свое. А затем вдруг его портрет появился в газетах, как если бы он был жив. А что, собственно, произошло?
«Почему бы мне не быть откровенным?» — подумал Йельм.
— СЭПО замяла следствие в интересах безопасности государства.
Йоран Андерсон громко рассмеялся. Йельм чуть было не сделал то же самое.
— Сами себя перехитрили, — сказал Андерсон после некоторого молчания.
— Завязывай ты со всем этим и сдавайся, — тихо произнес Йельм. — Ты уже сумел с предельной ясностью выразить свое недовольство банковской политикой на рубеже двух десятилетий. Хватит. Ведь ты же знаешь, что мы охраняем каждого члена правления.
— Не совсем… К тому же вопрос тут не в том, чтобы что-то выразить, здесь сошлось так много всего, что весь этот ком случайностей стал уже чем-то большим. Это судьба. Грань между случайностью и судьбой тонка, как волос, но если ты сумел перейти ее, то последствия неотвратимы.
— Что ты имеешь в виду?
— А разве вы не читаете газет? — изумленно спросил Йоран Андерсон.
— Редко, — признался Йельм.
— Да ведь я же народный герой, господи боже мой! Неужели вы не читаете раздел «письма в редакцию»? В чужом пиру похмелье — вот как чувствуют себя сегодня шведы. Все, кому дано говорить и воздействовать на общественное мнение, в один голос поют о том, что мы долго праздновали и теперь расплачиваемся за это. Кто праздновал, позвольте спросить? Вот то, что я устроил — это действительно праздник по заявкам народа! Почитайте письма, которые люди пишут в газеты, послушайте, о чем говорят на улицах! Я слушал и читал это, и вам тоже следовало бы. А вы заперлись в четырех стенах, думая, что все это вас не касается! Но разговоры-то в городе только обо мне. Сразу видно, кто сегодня трясется за свою шкуру, а кто торжествует.
— Только не называй себя борцом за идею!
— Я попал однажды на один такой бредовый праздник, — немного спокойнее сказал Йоран Андерсон. — В кабачке «Хакат и Малет» в Вэксшё двадцать третьего марта 1991 года. Там я видел, как выглядит праздник этих торгашей.
— Ты не тянешь на революционного мстителя, — настаивал Йельм. — Это все ты сочинил задним числом.
— Конечно, — четким голосом ответил Андерсон. — Я ведь всегда голосовал за буржуазию.
«Какой странный разговор», — подумал Йельм. Этот человек совсем не похож на серийного маньяка-убийцу, который часами караулит в гостиной свою жертву, пускает ей две пули в голову, а затем слушает джаз. Мистерия разбилась на тысячи маленьких осколков, миф лопнул, как мыльный пузырь. «Мистериозо», одно слово. Возможно, убийства каким-то странным образом вылечили его. Возможно, человек, с которым Йельм сейчас говорит, уравновешенный и здоровый — это лишь дневной вариант Йорана Андерсона, а ночью он преображается.
«Чужая душа потемки», — подумал Йельм, а вслух сказал:
— Только один вопрос, чисто профессиональный. Как тебе удавалось пробраться в дом?
— Если долго следишь за человеком, то рано или поздно к тебе попадают ключи от его дома, — равнодушно ответил Андерсон. — А сделать отпечаток на куске глины и выточить ключ — это пара пустяков. Не сложнее, чем выточить дротик для дартса. Ну, а потом ты изучаешь привычки человека и начинаешь ждать подходящего момента.
— Ты долго следил за своей следующей жертвой?
Ответом была тишина. Йельм даже испугался, что Андерсон отключил телефон.
— Достаточно долго, — признался он наконец и продолжал: — Но мы с тобой заболтались. Я позвонил только затем, чтобы сказать тебе, чтобы ты держался подальше от моей невесты. Иначе мне придется убить тебя тоже.
В голове у Йельма все время крутился один вопрос. Как тактически лучше поступить — задать его или оставить при себе? Как отреагирует Йоран Андерсон? Чем дольше тянулся этот жуткий разговор, тем менее уверенно чувствовал себя Йельм. Жуткий, потому что он кажется обычным. Наконец Йельм все-таки решился задать свой вопрос — быть может, вопреки здравому смыслу:
— Если ты поддерживаешь контакт с Леной, то наверное знаешь, что она ждет от тебя ребенка? Каким ты себе представляешь его будущее?
В трубке стало совершенно тихо.
Через десять секунд он услышал легкий щелчок, а затем разговор прервался. Йельм положил трубку, выключил диктофон, отмотал пленку на начало и отправился к Хультину.
— Я только что разговаривал с ним.
Хультин оторвал взгляд от документов и посмотрел на Йельма сквозь свои полукруглые очки.
— С кем?
— С Йораном Андерсоном, — ответил Йельм и помахал в воздухе кассетой с записью.
Хультин, нисколько не изменившись в лице, указал на свой магнитофон.
Они вместе прослушали запись. Порой Йельму казалось, что он вел себя слишком пассивно, а иногда — что он выглядит сущим дураком, но в общем и целом это был очень длинный и удивительный разговор между серийным убийцей и полицейским.
— Я понимаю твою осторожность, — произнес Хультин, когда запись закончилась. — Хотя, возможно, стоило немного побороться, чтобы получить побольше нитей. Пока я их вижу три. Первая: даже если истолковать его заключительное молчание как незнание о том, что его невеста беременна, все равно очевидно, что он поддерживал с ней контакт. А она просто-напросто умолчала об этом. А если предположить, что они общались вскоре после того, как вы нанесли ей визит, то похоже на то, что они время от времени как-то связывались и прежде; маловероятно, что их первый за три с половиной месяца контакт состоялся как раз в тот самый день, когда вы узнали об Андерсоне. Хольм следует хорошенько порасспросить Лену Лундберг. Она знает больше, чем говорит. Вторая нить: Андерсон ответил «не совсем», когда ты сказал, что мы охраняем всех членов правления. Это может означать что следующей жертвой намечен Альф Рубен Винге, он единственный, кого мы пока так и не нашли. Мы должны сделать все, чтобы разыскать его. Третья ниточка: когда ты спросил его, долго ли он выслеживал свою новую жертву, он ответил «достаточно долго». Это может означать, что он готов к очередному убийству уже этой ночью. О’кей, сведений не так много, но достаточно для того, чтобы начать действовать. Итак: адрес Андерсона в Стокгольме мы, возможно, сумеем узнать от Лены Лундберг, следующей жертвой, по всей вероятности, будет Альф Рубен Винге, а убийство, скорее всего, произойдет сегодня ночью. Я позвоню Хольм, а ты звонишь Сёдерстедту насчет Винге. Возьми мой мобильный.
