Затем он наткнулся на эскизы, быстрые мазки и цветовые плоскости, из которых струился свет.
Комиссар подумал: дали бы ему те же кисти и краски, получилась бы лишь глупая мазня.
Он листал, смотрел и читал.
Внезапно в безрадостную новостройку в Доссенгейме, где жила Хорнунг, ударила молния. Во всяком случае, массивный мужчина повел себя так, словно случилось именно это. Тойер выгибал спину, барабанил кулаками по полу, прыгал и орал «да-да-да!», словно штангист, побивший мировой рекорд. Каталог при этом захлопнулся, и им пришлось несколько минут листать его, отыскивая нужное место.
— Я цитирую! — заорал Тойер. — «Впрочем, в газете было написано, что «мистера Тернера сопровождал некий мистер Таунс или Фаунс — вероятно, это…» Ладно, наплевать. Вот оно что! Вот оно что!
Он с восторгом глядел на Хорнунг. Лишь потом ему пришло в голову, что она ничего не понимает, и тогда он стал немного сумбурно посвящать ее в ход расследования. Такие мелочи, как служебные тайны, не должны были омрачить блеск этого дня.
Потом они занимались любовью, озорно и по-юношески неловко. Тойер увидел почти столько же вспышек, как при средней мигрени. Внутри него было место, куда он не заходил, и даже оградил его минным полем. В этом пространстве он был сильным, сильней, чем в жизни. При этом он не знал, что бы произошло, если бы он в него вошел. Но теперь — теперь дверь приоткрылась.
Тяжело дыша, они лежали рядышком на ковре, слегка смущенные таким легкомысленным выбором места. Хорнунг сварила кофе, Тойер еще раз взял газетную статью и стал разглядывать фотографию картины. Насколько он мог понять, это и правда был Тернер. Один из его проработанных эскизов — был виден замок и погруженная в свет небольшая часть горы Гейсберг, которая в то же время парила над рекой, над Старым мостом в центре картины. На маленькой репродукции эскиза остальное было трудно разглядеть.
— С одной стороны, это типично для Тернера, — сообщила Хорнунг. Она вошла с двумя кружками в руке.
Комиссар как-то не заметил, что она уже оделась, и быстро последовал ее примеру.
— По крайней мере, насколько я могу судить, — продолжала она. — Тернер выбирает всегда самые невероятные точки зрения, он смотрит то как бы паря над землей, то сидя на корточках…
— Да, ну а с другой стороны? — Тойера вдруг потянуло на рабочее место, захотелось хотя бы к вечеру заглянуть в свой кабинет, и еще он испытывал охотничий азарт, боевой задор. Он также вспомнил, что на работе, кажется, что-то случилось. Он одернул мятую рубашку и не заметил, что Хорнунг молча просила ее обнять.
— Так вот, с другой стороны, это эскиз — а эскизы он делал не в мастерской, а на натуре, — неуверенно сказала она. — Думаю, это должен решить специалист, однако, ракурс мог бы служить критерием… Хотя это не окончательный вариант или… — Хорнунг снова глядела на него погрустневшими глазами, и он понял, как ей хочется стать для него нужной, необходимой.
— Если понадобится, мы сможем с тобой встретиться? — спросил он и попытался придать своему голосу нежность. — Я имею в виду, если нам потребуется консультация специалиста или еще что? У нас есть бланки, обязывающие не разглашать служебную тайну, и я могу выдать тебе такой… — Он имел смутное представление, так ли это на самом деле.
Хорнунг кивнула.
— Если нужно, я приеду. Я знаю одного историка искусства, он учился здесь, но до этого в Марбурге, как и я. Теперь он хранитель в Государственной галерее Штутгарта. Он мог бы вам помочь… нам помочь. — Она улыбнулась. — Но это не решит все наши проблемы, Тойер.
Комиссар уже надел пиджак и стоял в маленькой прихожей, зажатый между набитым дамским гардеробом и домофоном. Он кивнул и неловко погладил плечо своей подружки:
— Я хочу, чтобы мы оставались вместе. Ты, я и наши проблемы.
— Ты позвонишь мне?
— Ну да! — Тойер застегнул ширинку. — Ах, вызови мне, пожалуйста, такси. Я никогда не помню номер.
Хорнунг вытащила из старого комода, из-под каких-то каталогов, телефонную книгу.
— Ты тратишь столько денег на такси, что давно мог бы купить машину.
— У меня есть машина, — гордо сообщил Тойер. — Она стоит во дворе дома, где я живу.
— Верно, — вспомнила Хорнунг и взялась за телефон. — Пожалуй, нам надо чаще видеться, курить и ездить на машине.
9
Непрактичный старший гаупткомиссар, его группа и молодая сотрудница прокуратуры со своей подопечной сидели вместе, как беженцы с театра военных действий, которые вновь и вновь меланхолически мысленно подсчитывают разоренное имущество тратят все силы на то, чтобы переносить холод мироздания.
В действительности же им пришлось переносить не космический холод, а всего лишь примерно двадцать пятое начало зимы в эту весну. Сильный ветер обрушился на долину Неккара и к вечеру стих. Серое небо и предупреждения о гололеде на местных радиостанциях. В действительности, же никто из собравшихся не потерял особых богатств. Лишь Хафнер упрямо держался за постоянно падающие акции какой-то сомнительной компании. В действительности они сидели отнюдь не на железнодорожном вокзале и не в портовом кабачке или другом месте, где обычно сидят бездомные, а в индийском ресторане на Кеттенгассе. Бабетте неожиданно захотелось поесть именно там, а у Ильдирим была нечиста совесть из-за забытого утреннего завтрака и из-за того, что через два часа ей придется оставить девочку одну. Странный выбор места усугублялся еще тем, что прямо рядом с домом Ильдирим и Бабетты был большой индийский ресторан, но девчушку он не устраивал. Она захотела пойти именно в ее «мечту», и та находилась именно на Кеттенгассе.
Но этого мало: они все-таки были беженцами. В каком-то смысле даже дезертирами. Прошлой ночью был убит молодой парень, посреди Старого города. И на этот раз в ограниченном мозгу Зельтманна проскочила искра активности: все руководители отделов были с самого утра приглашены на заседание, отсутствовал без уважительной причины лишь господин Тойер. Стали его разыскивать и обнаружили, что никто из его сотрудников на работу не явился.
— Скажи еще раз, чтобы я поверил, — пробурчал Хафнер. В ресторане, декорированном по-восточному пышно, он заказал жареный картофель «помм фри», отговорившись тем, что это для девочки. Правда, Бабетта с довольным чавканьем съела неострое карри из курицы, и кельнер, который напомнил Тойеру мексиканца из «Счастливчика Люка» и поэтому лишь забавлял его, снова начал зло поглядывать в их сторону.
— Моя мамочка выкинула новый фокус, — простонал Лейдиг. — В Салоне красоты, пока ей делали педикюр, она воспользовалась моим служебным телефоном. Я как раз отлучился в туалет. Поскольку я до этого листал журнал «Бунте», маме понравилась мысль — сообщить господину Зельтманну, что я читаю порножурналы, чтобы он надрал мне уши. Доволен? — обратился он к Хафнеру.
— Очень, — отозвался Хафнер. — Картофель прима.
— Нет никакого смысла нам мучиться. — Тойер уставился в свой бокал с красным вином. — Ничего не имеет смысла, в том числе и наши мучения.
