К нему склонился шеф. Нервозно-кисловатое дыхание струилось вместе со словами.
— Мы должны принять этот вызов, господин Тойер.
Комиссар кивнул. Хоть бы уж Ильдирим села рядом с ним, в стане врагов ценишь каждое знакомое лицо, но между ними сидел этот Вернц, окутанный благовониями восточного базара.
Зельтманн включил микрофон и стал его регулировать.
— Что вы жметесь, как плохо подготовившийся гимназист! Помните об имидже, Тойер! — Ободряющий призыв, усиленный акустикой, проник в самые дальние уголки зала.
— Многоуважаемые дамы и господа, дорогие коллеги, позвольте приветствовать вас на этой встрече. Я предлагаю вам прослушать обзор актуальных событий в нашем городе. Обер-прокурор господин Вернц может меня дополнить, как и его очаровательная коллега фрау Ильдирим, да, я хотел бы приветствовать обоих.
— Экий пустозвон, — пробормотал Тойер, и ему было наплевать, слышит ли его шеф. — Все-таки тебя должно было бы интересовать прежде всего само дело, а ты тут голосишь попусту.
— После этого старший гаупткомиссар Тойер, конкретно знакомый с деталями, ознакомит вас, насколько это возможно, с… — я не побоюсь этого слова… — выдающимся делом, а также ответит на вопросы прессы.
В заключение Зельтманн прочел на редкость неуместную лекцию о технике полицейского расследования в XXI веке, которую оснастил множеством снимков, компьютерной графикой и лучевыми проекциями. Понятным было его поведение, когда он, символически подчеркнутый внезапно почерневшим экраном, сообщил, что полиции иногда приходится воздерживаться и не предавать гласности оперативную информацию — и так далее, и тому подобное…
В конце концов директор, уже без какой-либо визуальной технической поддержки, сообщил, что коллега Вернер и он, независимо друг от друга, приняли решение пока что оставить следствие в руках сидящего рядом с ними опытного старшего гаупткомиссара Тойера. Однако новые данные говорят о том, что расследование выходит за рамки чистой криминалистики и перерастает в некий — тут докладчик замешкался, подыскивая слова, — ориентированный на преступника аспект, поэтому к нему могут быть и будут подключены и другие сотрудники, не сейчас, но в скором времени.
Тойер удивился, что эту чушь все с готовностью проглотили. Конечно, храбрости это ему почти не прибавило, к тому же он плохо помнил, какой именно дерзкой ложью пугал вчера Зельтманна. Пока оба этих шута справа и слева от него продолжали лгать, он все-таки чувствовал себя в безопасности. Он слушал разглагольствования Вернца. Главный прокурор города, как трусливый первоклассник, обратил внимание прессы на «еще не такой большой» опыт у Ильдирим, из-за чего возможны были некоторые пробелы в информации, если они вообще имелись, но что это никак не разрыв и не ослабление прочных связей, издавна объединяющих правоохранительные ведомства Гейдельберга.
В сером небе, далеко, вероятно над Неккаргемюндом, висел пестрый воздушный шар. Тойеру захотелось очутиться сейчас на нем. Сидеть одному в гондоле, уплетать каштаны, пить старое бургундское, думать о хороших вещах и стрелой подниматься в небо. Но в конце концов Вернц завершил свою речь словами:
— В целом же представьте себе пазл, состоящий из бесконечного количества кусочков, и вам приходится бесконечно долго подбирать их, а потом бесконечно долго их складывать. Вот почему расследование и тянется уже пару недель.
Тут усталый Тойер испытал почти облегчение оттого, что осталось выступить только ему и Ильдирим, а потом, перед всеми дальнейшими мучениями, можно будет, по крайней мере, выпить кофе, или чай, или касторки.
— В деле с неизвестным утопленником мы до сих пор действовали выжидательно… — Тойеру показалось, что он уже так хорошо знает Ильдирим, что слышит в ее голосе злость на него, — и, возможно, из-за этого могло показаться, что мы медлим. Но я прошу вас принять к сведению, что настоящие расследования лишь очень редко укладываются в сценарий на девяносто минут, известный нам по телесериалам на криминальную тему. Новые данные, предполагающие связь между различными случаями… — гневный взгляд в сторону Тойера, — мне в деталях пока еще не известны. Так что обращайтесь к коллеге, сидящему неподалеку от меня.
Тойер проглотил что-то нематериальное, но довольно большое. Он снова все преувеличил, и она, разумеется, повисла на ниточке вместе с ним. Его, самое худшее, отправят раньше времени на пенсию, а у нее рухнет вся карьера. Он поискал взглядом воздушный шар в небе. Шар исчез. Как же он ухитрился столько всего наплести? Что убийства собак и смерть Вилли связаны между собой международными нитями?
— Да, — сказал Тойер и поерзал на стуле. — Да, как уже сказано, — продолжал он, дивясь независимому от него звучанию своего голоса, прилетавшего к нему из усилителей. — По сути, все, что можно было сказать, уже сказано. Дальнейшие расследования, — тут он ощутил мелкое покалывание в желудке, — покажет, насколько мы были правы в наших предположениях. — Он помолчал, недолго и обреченно, а затем выкрикнул: — Вопросы у кого-нибудь имеются?
Собравшиеся журналисты смотрели на него слегка озадаченно, но тут первым отважно вызвался молодой человек.
— Торстен Лакур, «Бильд Рейн-Неккар». Значит, на сегодня результаты ваших расследований допускают мысль, что этот неустановленный труп из Неккара, про который мы, слава богу, хоть что-то узнали спустя недели, а также убитый перед Штадтхалле подросток и убийства собак в Хандшусгейме — дело рук одного и того же преступника?
— Нет, нет, — искренне заявил Тойер, — не одного, вовсе нет. Но в целом, по нашим предположениям, за всем лежит конфликт, который целиком… Продело с подростком я пока еще не знаю ничего. — Он услышал, как забурчало в животе Зельтманна.
Теперь вызвался еще один, толстый, потный, но явно закаленный в боях ветеран местного цеха писак.
— Риш, «Рейн-Неккар-Цайтунг». Если я правильно понял, следствие по этим трем, до сих пор считавшимся независимыми друг от друга, случаям сходится у вас, а вы даже никакого представления не имеете об одном из трех?
Тойер внезапно понял, что испытывают осы, попавшие в уксусные ловушки, и пожалел бедных насекомых.
— Вы хотите увидеть второй шаг перед первым, — вмешалась Ильдирим.
— Если она любит пралине, куплю ей, — прошептал Тойер. — Много куплю. Все, что будет.
— Мы не можем сейчас, рассматривая эти случаи, помнить каждую деталь, иначе это бы означало, что мы с самого начала руководствовались этой гипотезой, а она появилась только теперь. — Она уничтожающе взглянула на Тойера.
— Я не понимаю этого! — крикнул репортер с радио.
— Я внесу вас в список выступающих, — взмолился Зельтманн. — Пожалуйста, не перебивайте. Пожалуйста!
— Какой еще список?
— Еще вопрос, — не унимался закаленный баталиями местный репортер Риш, игнорируя усилия Зельтманна. — Студент теологии, который якобы разыскивался полицией, доставлен в эти минуты в неврологическую клинику. Он лежит в коме, я только что получил об этом SMS. Видите ли вы здесь дальнейшие параллели?
