Мы втиснулись в «уазик», покатили резво, подпрыгивая на кочках. Найда ругался матом и скрипел зубами. Оказывается, все это время он пытался выйти на командарма, чтобы уточнить приказ. Еще издали услышали, как заливаются лаем псы.
Мы остановились у КПП, дверь была отворена настежь. Майор рванулся первым, я не успел его удержать. На полу, в луже крови, лежал капитан. Найда склонился к нему.
– Бесполезно, – сказал я. Мертвецов я оцениваю с первого взгляда – по одной позе. У этого была ножевая рана горла.
– Подождем офицеров, – предложил я, – а ты пока объясни, что где в этой «основной зоне».
Найда оглянулся на труп, тяжко вздохнул, пробормотав: «Игореня, Игореня». Потом он вытащил блокнот и дрожащей рукой нарисовал схему. Все было простенько: склад с тактическими ракетами – «хвостиками» и соответственно с оперативно-тактическими. Три емкости с горючим – диметилгидразелином, весьма ядовитой и мерзкой гадостью. И самое основное – объект № 609, два склада с ядерными боеголовками.
– Кто на вышках? – спросил я.
– По болвану в высоком воинском звании «прапорщик», – ответил Найда.
– Командный состав тоже не блещет высокой сообразительностью, – добавил я.
Майор не ответил. Обижаться было некогда. Мы передернули затворы автоматов. Я сказал, что займусь рекогносцировкой местности, и полез на вышку. Толстячок-прапорщик подал мне руку на последнем пролете, но я отказался от этой любезности.
Потом он, дабы завязать разговор, простодушно заметил, что неплохая погода. «Действительно болван», – подумал я.
– Ты хоть знаешь, что вокруг происходит? – спросил я.
– А-а, комиссия какая-то приехала…
«Полковники» шатались по территории, трое из них, в противогазах, отвинчивали огромный люк. На прапора они, видно, обращали внимание не больше, чем на сторожевую вышку. Но тут они заметили меня, один из налетчиков, не раздумывая, вскинул автомат. Я опередил его, сразив короткой очередью. Прапорщик в это время уже кувырком катился по лестнице – все же не такой дурак. Я тоже ринулся вниз, догнав его уже у самой земли. И вовремя: вышка ходила ходуном, разбойная братия поливала ее из всех стволов.
«Узнали, узнали!» – ликовал я, переполняясь честолюбием.
Я тоже узнал несколько примелькавшихся физиономий из головорезов Хоменко. Самого же его не заметил.
Я обрисовал ситуацию. Ваня сопел – это у него всегда перед серьезным делом. Кинах все время оглядывался, держа автомат наготове. Я сказал майору, чтобы водитель привез для нас каски и бронежилеты – впопыхах об этом забыли. Тем временем офицеры уже рассредоточились вокруг бетонной стены, за которой находилась основная зона – склады с ядерным оружием, способным превратить Приднестровье, Молдову, да и Украину с Румынией в придачу, в однородную серую поверхность со стеклянной хрустящей коркой. От одной этой мысли на душе становилось сумрачно и пусто, как на второй день ядерной зимы. В жуткой тишине – серые хлопья, серый снег и грязно-черное небо…
Тем временем подъехала боевая машина пехоты. Найда приказал лейтенанту таранить ворота. Раздался удар, скрежет, обе створки ворот рухнули, машина проехала, уминая их, вслед за ней рванулись офицеры. Их встретили шквальным огнем. Ваня быстро вскочил за ними, я осадил его: не время. Террористы засели в нескольких точках: за складами, в открытых дверях. Пули со свистом полетели во все стороны, мы с Ваней вжались в землю. Кинах с майором залегли за машиной. Между двумя ангарами сектор обстрела был минимальным, экипаж БМП стрелял из пулемета, пули метались между стенами. Хоменковцы подловили момент и подожгли машину из гранатомета. Она ярко вспыхнула, это послужило как бы сигналом: нападавшие перебежками бросились под защиту стен. Я насчитал семь человек, оставшихся лежать на земле. Кинах, а потом майор плюхнулись рядом со мной и Корытовым.
– Кто же так сгоряча суетится?! – прокричал я майору.
– А что – ждать, когда они тут подорвут все к едрене фене?! – сорванным голосом проорал он в ответ. – Там же ублюдки открыли емкости с горючим, а в каждой из них по десять цистерн. Если загорятся – будет что-то страшное!..
Мы ушли из зоны обстрела, вернулись на КПП, надели ОЗК – общевойсковые защитные комплекты, противогазы – бесполезный маскарад на случай ядерной войны, поверх – бронежилеты и «лифчики». Мы стали похожи, как сыновья одной слонихи. Майор прогудел из-под резины, что ему все равно терять нечего: или в тюрьму на полный срок, или на воздух вместе со всем своим хозяйством…
В это мгновение мы стали как братья, смертники спецкоманды, сыновья атомной слонихи. Вместе с майором я с сожалением подумал о своей судьбе, с чувством вины – о Ванечке, которого вырвал из благополучия милой Расторгуевки, затащил в кошмарную авантюру.
– Если все это жахнет, здоровый, видно, «гриб» получится! – поделился мыслями Корытов. Глаза его из-под стекол жизнерадостно блестели.
Майор стал пояснять то, что я и сам знал: каждая боеголовка была зашифрована, код которой хранился в генштабе, команду на запуск могли дать только оттуда, существовало, кроме того, несколько степеней защиты, несанкционированный пуск практически невозможен… Все это, конечно, было так, но если ту же боеголовку разнести на куски взрывом, заразить всю округу… Да и вообще, хрен его знает: даже незаряженное ружье стреляет. И если уж хотя бы одна такая чушка ахнет – мало не покажется. Куда там будет Чернобылю: станция чихнула…
Мы слышали крики раненых, майор хмурился, мы не могли им помочь. Послышались очереди – крики стихли. Мы переглянулись – каждый из нас понял, что это значило.
– Давай по одному! – пробубнил я и пошел первым.
Меня встретили очередью, я прокатился по жесткой земле, как бревно на лесопилке, успев заметить, откуда стреляли. Потом ползком добрался до бронемашины, она догорала.
За мной протрусил Корытов, он не успел еще залечь, как я уже срезал замеченного мной стрелка. Потом мы вдвоем обогнули ангар, наткнулись на убитого; с тыла нас уже поддерживали Найда и Кинах, они залегли за БМП. А в десяти метрах от нас лежали капитан и лейтенант – слепой порыв стоил им жизни.
– Смотрите, товарищ старший лейтенант! – прохрюкал из-под противогаза Корытов.
В ста шагах, у емкостей с горючим, возился один из «полковников». Я прицелился ему в голову, но, к моему удивлению, не попал, возможно, сбилась мушка. А человек вдруг начал вести себя самым странным образом: крутить головой в противогазе, извиваться, будто его раздирали страшные корчи или же под шлем-маску подлезли скорпионы. Внезапно он сорвал противогаз, и я узнал его: это был Желтоус. Он хватал ртом воздух и от этого еще более страдал и мучился, даже за сто шагов мы видели его красные, выпученные глаза… Ядовитые пары горючего смертельно обожгли легкие, он неосознанно попятился и рухнул в открытую дымящуюся горловину. И сноп пара, как из преисподней, возвестил страшную смерть и начало долгих скитаний в мрачных подземельях загробного мира. Аминь!
