Гордон позвонил в Лэнгли; из трубки донеслась музыка. Затем он внезапно выпрямился:
— Добрый день, сэр… Да, сэр, конечно, но… Мне нужна информация об агенте под номером два-четыре-ноль-один-пять-шесть эл. — Он покраснел. — Да, я понимаю, сэр, прошу прощения за беспокойство…
Вид у него был жалкий.
— Агент два-четыре-ноль-один-пять-шесть эл сейчас на задании под глубоким прикрытием. Его изображение строго засекречено.
Гордон грозно взглянул на Уистлера, который с явным удовольствием слушал, как он пресмыкается перед начальником.
— Мой вам совет: допросите этого человека пожестче, чтобы выяснить что-нибудь более полезное, и прекратите тратить наше время!
Дамфри хлопнул ладонью по столу:
— Ну все, с меня хватит.
97
Париж
Адам Леваль положил трубку и взглянул на мускулистого, растрепанного, взлохмаченного мужчину, который, тяжело дыша, застыл перед ним. Он явно не работал в этом здании. Казалось, он готов был упасть замертво от усталости и вместе с тем был напряжен, как сжатая пружина.
— Простите, месье, этот… человек, он вломился к вам, бормочет что-то насчет ксерокса. Мне вызвать охрану?
Дима наконец перевел дыхание. Фотографии Палева: молодой человек на мосту, в парке. Соломон тоже видел их. И отправка бомбы этому человеку, сыну Димы, была частью его чудовищного плана.
— Вон там, — сказал Адам Леваль и кивнул на ксерокс. — Он здесь, наверное, ни к чему. Мы ими сейчас редко пользуемся. — Он улыбнулся. — Офис без бумаг. Оригинально, да?
— И еще он толкнул меня.
— Спасибо, Колетт, я с этим разберусь.
Дима вернулся к реальности. Оторвал взгляд от лица Адама и бросился к копировальному аппарату:
— Кто-нибудь его трогал?
— Колетт говорит, что он не работает. Я поискал вилку, но…
Часы, висевшие на стене, показывали без десяти минут десять. Дима обернулся к Адаму:
— Вы должны уйти. Уходите отсюда. Как можно дальше.
Адам Леваль был не из тех людей, которые беспрекословно подчиняются непонятным указаниям, особенно в собственном офисе. К тому же внешность и манеры странного, явившегося без приглашения незнакомца, который, казалось, прошел через огонь и воду, чтобы добраться сюда, возбуждали его любопытство. Очевидно, этот человек пришел к нему в кабинет не просто так.
Дима осмотрел ксерокс. Он не был подключен к сети. Никаких проводов. Он снова обратился к Адаму:
— Я не могу поднять тревогу. Сигнализация отключена. Обезвредить эту штуку я тоже не могу. Если вы сделаете то, что я вам скажу, то останетесь жить. В здании есть бомбоубежище?
Адам Леваль кивнул.
— Идите туда сейчас же. Возьмите с собой как можно больше людей, и побыстрее. Не уговаривайте тех, кто станет отказываться. И не позволяйте никому себя остановить. Прошу вас, идите. — Дима сделал жест в сторону двери.
Но Колетт уперлась:
— Месье, у этого человека нет пропуска. Мне кажется, нужно вызвать охрану.
— А что вы собираетесь делать? — с любопытством спросил Адам, видимо нисколько не испуганный.
— Я увезу это подальше отсюда — насколько смогу. Прошу вас, послушайте меня.
Глаза Димы горели.
Адам подумал.
— Вам понадобится помощь, одному вам это не унести. По-моему, здесь где-то была тележка — дальше по коридору, на складе канцтоваров.
Колетт потянулась к телефону:
— Я звоню в службу безопасности.
Дима бросился к ней и отнял трубку.
— Так, послушайте меня. Внутри этого ксерокса спрятана бомба. У нас есть несколько минут — если нам повезет, — чтобы спасти жизни людям в этом здании и во всем Париже. Если вы вызовете охрану, меня задержат, я буду сопротивляться, они меня застрелят, и все в этом городе погибнут.
— Но… кто вы такой?
— Да, — повторил Адам, — кто вы такой?
Дима услышал чьи-то торопливые шаги снаружи. Он подошел к Адаму и, сделав глубокий вдох, с трудом заставил себя произнести:
— Вашу мать звали Камиллой?
Адам, нахмурившись, кивнул:
— Мою… мою родную мать — да, но она… Откуда вы это знаете?
— Сделайте это хотя бы ради нее.
98
Адам и Дима провезли ксерокс на тележке по коридору и закатили в лифт. Адам все бросал взгляды на странного незнакомца, внезапно ворвавшегося с предупреждением о катастрофе, — на незнакомца, который, как это ни удивительно, знал подробности его жизни, известные немногим.
— Скажите мне, пожалуйста, откуда вы знаете…
Дима перебил его:
— Давайте сначала покончим с бомбой.
Он не решался искушать судьбу мыслями о том, что произойдет после того, как закончится этот кошмар.
Перед ними возник Кролль, задыхаясь после бега по лестнице. Увидев его, Дима жестом велел молодому человеку уходить.
— Бегите, Адам, бегите в убежище! — крикнул он, махнув рукой Кроллю. — И не выходите до тех пор, пока не дадут какой-нибудь сигнал отбоя. — Он оттолкнул Леваля, и Кролль занял его место у тележки.
— Странное место для размещения. Я бы установил ее где-нибудь на нижнем этаже. Поближе к фундаменту, чтобы уничтожить все здание разом. С другой стороны, это же не обычная бомба…
У Кролля был такой метод борьбы со стрессом — болтать без умолку до тех пор, пока Дима не приказывал ему замолчать. Но Дима его не слышал. Он вообще ничего не слышал. Он думал о том, как и куда везти бомбу. Однако заметил, что на Кролле такая же спецодежда, какая была на несговорчивых грузчиках со склада, и в груди зияла красноречивая дырка, обведенная бурой каймой.
В грузовом лифте было тесно. Ксерокс занимал почти всю кабину. Кролль втиснулся последним и нажал на кнопку цокольного этажа. Самым лучшим выходом было спуститься на склад и постараться угнать какой-нибудь фургон. Лифт со скрипом тронулся. Он был старым и медленным, мучительно медленным.
Дима стоял у задней стенки кабины, Кролль — у дверей. Он продолжал болтать, словно вид атомной бомбы, громоздившейся между ними, совершенно не волновал его.
— Знаешь, Дима, когда все это закончится, я подумываю взять отпуск. В конце концов, дети растут. Безотцовщина и все такое. Если я докажу их матерям, что я на самом деле стараюсь, покажу желание все исправить, то все может измениться. Как ты думаешь? Может, у Булганова найдется для меня какая-нибудь работенка. Ну, знаешь, чтобы не очень напрягаться…
Дима не понимал ни слова. Он слышал только удары собственного сердца.
