Братья Панчуки, одетые в легкие брюки из хлопчатобумажной ткани, закатанные до колен, и свободного покроя рубашки, медленно шли по самой кромке морского прибоя, по-мальчишески шлепая босыми ногами по влажному песку.
– Да уж, что называется, провели нас с тобой, брат, на мякине, – усмехнулся Михаил, взглянув на брата. – Крутов, змей, меня заслал на таджикскую границу, а тебя развел на родственных чувствах и отправил засланным казачком к чеченским моджахедам. Одним словом – змей.
Младший Панчук лишь неопределенно пожал плечами. Уже месяц прошел с тех пор, как они вырвались из кровавой мясорубки. Постепенно стали забываться ночевки в горах, студеный переход через ледник, прорыв из подземного бункера сепаратистов, погони, перестрелки. Все уходило куда-то, откладываясь в памяти лишь воспоминаниями.
Михаил остановился, прикрывая в ладонях огонек зажигалки, закурил, глубоко затянулся и продолжил:
– В Таджикистане я предполагал, что нахожусь с особой миссией, жду, когда караван с ракетными установками пойдет через границу. Так, по крайней мере, меня по телефону убеждал мой шеф генерал Каманин. А позавчера, когда прилетел в Москву, генерал выдал мне совсем другую историю с географией. Я сперва подумал, что это Крутов решил за мой счет подняться по карьерной лестнице, естественно, психанул, хотел подать рапорт на увольнение. Но Каманин отговорил, сказал: «Рано шашку в ножны вгонять». Да и Крутов не такой уж сукой оказался, заядлый шахматист, он разыгрывал какую-то свою партию. А в документах операция проходила как общая между отделами аналитическим и боевого планирования. Выходит, и я поучаствовал в «Троянском коне». Глупо как-то все получается. – Михаил несколько раз глубоко затянулся, недовольно поморщившись.
Его и Крутова командование представило к орденам Андрея Первозваного, но старшему Панчуку все это не понравилось. По его мнению выходило, будто он к чужой славе примазался, хотя в Таджикистане не сидел сложа руки. За два месяца, что Михаил провел там, пограничники совместно с мотострелками двести первой дивизии уничтожили три крупных каравана с наркотиками и оружием. Но на душе по-прежнему кошки скребли. Генерал Каманин понял состояние своего подчиненного и дал неделю отпуска, отправив полковника в Геленджик, где находился младший брат.
Курортный сезон закончился, и на пляжах можно было видеть лишь редких счастливчиков, сумевших захватить бархатный сезон.
– А ты как, Володя? – решил сменить тему Михаил.
Владимир мягко улыбнулся и неожиданно сказал:
– Ты, Миша, скоро дядей станешь.
– Таки решился, чертяка, – радостно рассмеялся старший брат, хлопнув младшего по плечу. – Молодец, одобряю.
– Да уж пора, сорок лет как-никак. Пришло время определяться с собственным будущим, – вновь улыбнулся Владимир, наблюдая за парением баклана. – Вот обеспечил будущее своей семьи и решил – все, хватит совать голову в пасть дьявола. Это был последний раз, – он твердо рубанул ладонью воздух.
– Ну и правильно. Навоевался, пора бы становиться благообразным буржуа.
– Вот и я пытаюсь так же мыслить, вот только кажется, что «завязал», как хронический алкоголик, последний раз до следующего раза.
Михаил лишь развел руками, не находя, что сказать младшему «безбашенному» брату. И предложил:
– По-моему, пора обмыть встречу родственников.
– Пора, – согласился Владимир. – Водка греется, да и мои орлы наверняка бесятся от безделья.
Братья обогнули небольшой мыс и оказались в просторной бухте, где от песчаного пляжа тянулась узкая подвесная тропа к середине бухты и на сваях был устроен ресторан в виде большой полинезийской хижины.
Из-под соломенной крыши доносился пьяный рев двух луженых глоток:
– Три танкиста выпили по триста…
– И п…ц машине боевой.
Морской бриз подхватывал эти слова, разнося далеко по побережью…
