– Просто надо ложиться не позже рассвета,
а не бродить по дворцу! Тогда десять утра перестанет быть безумной
ранью! – не удержавшись, наябедничала толстая фрейлина Эйда Сирос,
удостоенная чести обувать принцессе правую туфельку. Гробулию она терпеть не
могла, впрочем, та платила ей взаимностью.
Августа с любопытством уставилась на Склеппи.
– Это правда, что ты гуляешь по ночам?..
А, знаю: свидание! Какого бедного пажа ты охмуряла сегодня?.. Хи-хи… последний
отвергнутый тобой осел вздумал заколоться кинжалом прямо у дверей моей спальни.
Только почему-то решил, что сердце у него в ляжке, – хмыкнула принцесса.
Гробулия убито кивнула:
– Ах, Ваше Высочество! А что я могу
поделать? У меня принцип такой: ни дня без разборки, ни ночи без свидания.
Иногда я даже назначаю два или три. Просто так. Обожаю динамить мужиков. И еще
люблю, когда они дерутся из-за меня – мечами, кулаками – неважно.
– Хм! – вкладывая в это хмыканье все
негодование, возмутилась Эйда Сирос. Если бы хмыканьем можно было убить,
Гробулия точно повалилась бы замертво.
– Не кипятись, Эйдочка! – сладко
сказала Склеппи. – Я же не виновата, что у тебя было только одно свидание
– с царским поваренком. Ясное дело, поваренок не явился. Потом оправдывался,
что это все из-за старшего повара. Будто повар заставил его мешать в котле
лапшу, чтобы она не слиплась. Да только, на мой взгляд, он не мешал лапшу, а
вешал ее кое-кому на хорошенькие толстые ушки.
Принцесса Августа расхохоталась, зато Эйда
покраснела до кончиков волос.
– Ложь! Наглая ложь плебейки! –
крикнула она.
Принцесса Августа прищурилась. Она обожала
стравливать своих фрейлин.
– Эй, Гробулия! Ты слышала? Тебя назвали
плебейкой! Что ты об этом думаешь? – спросила она.
– Ничего не думаю! Видала я таких
благородных! Кровь голубая, а сама синяя! – фыркнула Гробулия.
Эйда Сирос вспыхнула.
– Что ты понимаешь в благородстве,
выскочка? Твой дед торговал гробами и просмоленными балахонами во время чумы –
тогда и вылез в люди. Твой отец был просто жулик, который чудом избежал быка!
Мой прадед Люпус Сирос был грозой летающих крепостей воздушных магов. А мой
отец, главнокомандующий Кирос Сирос, дважды осаждал Арапс… И тем не менее я
ложусь спать в десять вечера!
– Эйда, ради Огня, отвали! Я потому и
люблю ночь, что ночью ты не путаешься у меня под ногами! – взмолилась
Гробулия.
– Как ты смеешь так разговаривать со
мной, выскочка? Да мой отец Кирос Сирос…
– …самый бездарный полководец Империи,
превзошедший даже Тифуса II Невезучего, – не выдержала Склеппи. –
Дважды он едва успевал вскочить на дракона и смыться, когда маги Арапса ночными
вылазками разбивали его войско. В последний раз, по слухам, он прилетел в одном
сапоге. Не будь он таким подхалимом, его давно бы назначили смотрителем царских
павлинов. На большее он все равно не тянет.
Принцесса Августа захихикала. Хотя она была
принцессой могущественного Царства Огня, а Склеппи всего лишь фрейлиной, но
факт остается фактом: Гробулия с ее сильной харизмой вертела принцессой как
хотела. Вспыльчивая и капризная, Августа скорее согласилась бы лишиться своей
редчайшей коллекции фарфоровых чашек, чем провести один день без Склеппи. Но
при этом говорить о любви принцессы к Гробулии не приходилось. Принцесса вообще
мало кого любила. Просто Гробулия была необходима ей как воздух.
– Склеппи, да как ты смеешь? –
жалобно воскликнула почти уничтоженная Эйда.
– Умолкни, киса, и надень на Ее
Высочество туфлю, чтобы нам было чем в тебя запустить, если ты снова начнешь
бредить! И еще одно: когда в следующий раз вздумаешь подсыпать мне в чай
слабительного, не забывай рядом с чашкой ложечку со своим вензелем, –
добивая поверженного врага, посоветовала Гробулия.
Эйда Сирос снова вспыхнула и отвернулась.
«Выскочка, наглая выскочка! – подумала
она. – Год назад она не помнила даже, кто она такая! Забыла все церемонии,
даже имя короля! Кое-кто шептал, что ее подменили! Ну ничего, мой час еще
пробьет! Она зарвется – и я ее уничтожу!»
– Склеппи, эти бестолковые фрейлины не
могут даже разнюхать про принца, красивый он или нет! Говорят, якобы он так и
пересек границу в рыцарском шлеме! – перестав хихикать, громко
пожаловалась Августа.
– Меня это не удивляет. Да простит меня
Ваше Высочество, принц Форн скорее всего просто обезьяна, – сказала
Гробулия.
– Ты меня убиваешь! Ты точно
уверена? – спросила Августа озабоченно.
– Принцы всегда чуть получше крокодила.
Красавчиками они бывают только в сказках. Те, кто считает иначе, начитался
сказок натощак, – заявила Гробулия.
Принцесса прикусила губу:
– Боюсь, что ты окажешься права, Склеппи.
Ты всегда права. Это просто невыносимо. Может, мне тебя отравить, а?.. Почему
ты думаешь, что он страшный?
– А каким, пардон, еще может оказаться
сын Гуссина Семипалого и Улюлии Приплюснутой? Если он окажется красавчиком, я
съем живую виноградную улитку.
Эйда Сирос даже передернулась от такого
кощунства.
– Все слышали ее слова? Это
государственная измена! – воскликнула она.
– Измена? Ничуть. Это всего лишь Склеппи
злится, что мы ее разбудили, – сказала принцесса. – Склеппи, но ты
сама его видела? Хотя бы краем глаза?
Гробулия фыркнула:
– Сами знаете, как ваша мамуля относится
к нарушению этикета. Никто не может ни взглянуть на принца до начала церемонии,
ни даже переговорить с ним. Я видела только его водных драконов у нас в реке.
– И как они тебе?
– Ничего себе, довольно жуткие. Там
собралась толпа, и все на них глазеют. Вообразите, они не умеют летать и
выдыхают не огонь и даже не дым, а раскаленный пар и кипящие струи воды. А вот
сбруя на них неважная. Но Гуссин Семипалый всегда был скряга. Говорят, он ходит
по дворцу в фальшивой короне, опасаясь, что настоящую украдут. Прислал сына, а
на уздечках драконов ни единой жемчужины. В конце концов, не каждый день
сватаешься. А ведь жемчуга-то у них завались.
– А сундуки для приданого небось пришлет
свои, чтоб побольше влезло. Говорят, у него есть один такой сундук, в который
влезет пятая часть нашего Царства! – поспешно вставила Эйда Сирос.
Принцесса Августа вспыхнула.
– Помолчи, Эйда! Может, я еще не
соглашусь стать его женой! Отошлю его восвояси, – сказала она с
негодованием.
