– Ага, это из-за кувшина! Сами-то мы
можем уйти, а вот кувшин там не вынести. Его мы не покупали и условий не
принимали! – сказал Ягуни. Он хотел осторожно поставить кувшин на пол, но
Ург не позволил ему.
– Дай-ка мне! Я сейчас! – проговорил
он и принял кувшин у Ягуни из рук.
Убедившись, что его друзья уже на улице, Ург
погладил рукой шероховатый глиняный бок со следами от ракушек.
– Семьсот лет. Если б меня засадили на
семьсот лет в горшок из-за дебильного имени, я бы озверел уже через три
минуты! – произнес он и, внезапно повернувшись, высоко подбросил кувшин.
Кувшин еще был в полете, а Ург уже ласточкой выпрыгнул из лавки. Вслед ему
устремился гневный вопль Большого Лажа.
Спустя секунду звук лопнувшего кувшина,
яростный вопль и ослепительная белая вспышка недвусмысленно сообщили, что у
Большого Лажа начались проблемы. Лавка содрогнулась. Из ее окон и провалившейся
крыши рванулось что-то белое и тугое. Рванулось, огласилось ревом и опало.
Древняя магия выдержала испытание.
– Кажется, до меня дошло! Джинн Пафнутий
ибн Ашхабад вышел по амнистии. А теперь нам лучше не злоупотреблять
лысеопятским гостеприимством! К нам уже бегут благодарные жители! –
заметил Ягуни, кивнув на большую, человек в семьдесят, толпу, которая
накатывалась на них со стороны площади.
Впереди толпы, размахивая тесаком, решительно
шагал торговец овощами и фруктами. Его красное лицо пылало благородным
негодованием несправедливо ограбленного жулика.
Глава 7
Седьмая буква в слове «Смерть»
Поджав под себя ноги, Шурасино сидел на
ковре-самолете и грустно ковырял пальцем в проеденных молью дырах, разглядывая
восточные узоры. Он представления не имел, куда ему лететь и что делать дальше.
Порой ему хотелось закрыть глаза и камнем броситься с ковра в океан, который
лежал внизу, укутанный белыми ватками туч.
Вотон и Пустеллий велели выдать ему самый
старый, самый никчемный ковер. Летать по прямой он отказывался, предпочитая
всем фигурам извилистую петлю. В полете ковер быстро обледенел, и при каждом
сильном боковом порыве ветра Шурасино рисковал перейти в свободное
планирование.
Ошейник удаленной смерти, заклепанный на шее,
как у раба, доставлял Шурасино немало тревог. Порой он ощущал легкое
покалывание, напоминавшее, что ошейник не дремлет и напоминает ему о
необходимости проявлять рвение. И Шурасино начинал проявлять его, бестолково
кружа над океаном. Внутреннее магическое зрение, которым магистр обладал в
полной мере, подсказывало, что духи эфира где-то рядом. Порой они бойкими
лиловыми искрами или дрожащими болотными огнями проносились совсем близко,
почти перед носом, но Шурасино даже не предпринимал попытки их перехватить.
Он знал, что это бесполезно. Поймать
разбушевавшегося эфирника так же сложно, как заколоть вилкой на лету мечущуюся
по кухне зеленую муху. Загнать же духов эфира обратно заклинанием Ферстаан
фламенки фрондикт можно было только всех разом, духи же, зная это,
рассредоточились.
«Раз эфирники здесь и дразнят меня,
следовательно, и пикирующая крепость относительно недалеко. Но где они ее
спрятали?» – размышлял Шурасино, с тоской озираясь. Он прочесал уже не одну
сотню километров – и все безрезультатно. Скорее всего эфирники, издеваясь,
перегоняли крепость с места на место.
Зная, как у духов обстоит дело с чувством меры
и чувством времени, Шурасино не сомневался, что в эту игру, не изменяя правил,
они могут играть и тысячу лет, и две, и десять. Пока камень пикирующей крепости
не превратится в песок. Но только еще раньше пробьют часы самого Шурасино.
«Взгляни на браслет!» – вдруг услышал магистр
настойчивый голос. Не поняв толком, кому он принадлежит, магистр закатал рукав.
Он увидел широкий железный браслет, кое-как посеребренный и даже местами
облупленный. Такой вполне может валяться в сундуке бедного портного, сорок лет
назад купившего его спьяну молодой жене, которая все равно через два месяца
ушла к сапожнику.
«Кажется, в последний раз браслет выглядел
иначе. Ну и пускай. Кто же требует постоянства от магических предметов?» –
подумал Шурасино.
Он хотел уже опустить рукав, но внезапно его
запястье обожгло болью. Юному магистру почудилось, что в кожу ему вонзились
сотни раскаленных игл. Завопив, он принялся трясти рукой, зная, что снять
браслет невозможно. Затем торопливо обернул руку краем ковра, пытаясь остудить
раскаленный металл.
Наконец боль отступила. Браслет, прильнувший к
коже, разжался и стал чуть свободнее. Шурасино смог сдвинуть его и прочесть
мелкие, четко отпечатавшиеся на его коже буквы, окольцевавшие всю руку.
«ЛЕТИ НА ЗАКАТ. К ИСХОДУ ТРЕТЬЕГО ЧАСА ТЫ
ОБНАРУЖИШЬ ПИКИРУЮЩУЮ КРЕПОСТЬ. ЭФИРНИКИ ТЕБЕ БОЛЬШЕ НЕ ПОМЕШАЮТ. НА ПИКИРУЮЩЕЙ
КРЕПОСТИ ТЫ НАПРАВИШЬСЯ НА ЗАПАД. НА МЕЛКОВОДЬЕ ТЫ УВИДИШЬ ВОДНОГО ДРАКОНА И
МАЛЬЧИШКУ – АТАКУЙ ИХ. ПОТОМ ПРОДОЛЖАЙ ПОЛЕТ И ПОДБЕРИ ДЕВУШКУ. ОНА БУДЕТ ЖДАТЬ
ТЕБЯ НА ВЕРШИНЕ ХОЛМА У СЛОМАННОЙ СОСНЫ. ТЫ ДОСТАВИШЬ ЕЕ К АРАПСУ И ВЫСАДИШЬ НА
ДОРОГЕ, КОТОРАЯ ВЕДЕТ ОТ ДИКИХ ЗЕМЕЛЬ».
Шурасино был не настолько глуп, чтобы
сомневаться, что все прочитанное на руке, правда. Он знал, что найдет крепость
именно там, где подсказал ему браслет, да только облегчения или радости
почему-то не было.
– А ошейник удаленной смерти? Если я
найду крепость и сразу не верну ее в Борей, он убьет меня! – робко
произнес Шурасино.
«НЕ БЕСПОКОЙСЯ О НЕМ!» – обожгло его болью.
Браслет провернулся на руке у Шурасино, и на
нем поочередно вспыхнули три руны. Шурасино ощутил сильный рывок. Дыхание у
него перехватило, шею оцарапало. Он увидел, как за обледенелым срезом ковра,
навсегда исчезая, мелькнул сломанный ошейник. Ошейник кувыркался в полете,
сжимался и выпускал бесполезные уже отравленные шипы, которые должны были
пронзить юному магистру горло, если бы ошейник остался у него на шее.
Пораженный Шурасино схватился за горло,
растирая его. Он точно знал, что снять ошейник невозможно – ни с помощью магии,
ни пилой, ни зубилом. Ошейник заключал абсолютную воздушную магию, которую не
одолел бы ни один даже самый сильный маг их стихии. Но тот, кто послал ему
браслет, сделал это. Он сломал ошейник, как детскую игрушку. Шурасино ощутил,
что его бьет озноб. Он даже не обрадовался освобождению. До этого момента у
него было два господина – градоначальники Борея, управлявшие им с помощью
ошейника, и таинственный хозяин браслета. Теперь же повелитель остался один.
– А если я не сделаю того, что ты
требуешь? – тихо спросил Шурасино.
Боль была такой сильной, такой пронизывающей,
что он едва не скатился с ковра и вцепился в его кисти. Внутри у него словно
прошлись раскаленным огнем.
«В СЛОВЕ «СМЕРТЬ» ШЕСТЬ БУКВ. СЕДЬМАЯ БУКВА
САМА СМЕРТЬ!» – услышал он.
