– Три последних дня я скакал вдоль
берега, ускользая от солдат, и все время думал, от кого наши беды. Почему кентавры
стали рабами? Почему рухнула единая империя, маги которой владели всеми видами
волшебства? Отчего каждому из новых царств досталась в наследство одна какая-то
стихия? По какой причине так расплодилась нежить в Варварских Лесах и Диких
Землях? Где ключ ко всем несчастьям этого мира? И только вчера вечером,
вспомнив об ауре И-Вана, я кое в чем разобрался… А теперь и твоя аура,
Шурасино. Она тоже многоцветна, и ты тоже не помнишь своего прошлого. И вот
ваши пути пересеклись.
– То есть во всех бедах этого мира
виноваты мы? – осторожно спросил И-Ван.
– Нет. Все началось еще до вас. Вы лишь
эхо тех событий, что случились задолго до вашего появления здесь. К тому же я
уверен: нити ваших жизней ведут не в этот мир. В этом тайна вашей многоцветной
ауры.
– А откуда мы тогда взялись?
– Я могу только предположить. Мы,
кентавры, из поколения в поколение бережно храним предания кентавра Хирона,
который мудрее всех нас, несмотря на свои пять букв…
«Я так и думал, что он скажет про пять букв.
Они без этого подсчета не могут…» – с улыбкой подумал И-Ван и внезапно перестал
улыбаться. Он сообразил, что у него самого в имени всего четыре буквы. А раз
так, то какого мнения о нем Мардоний на самом деле?
– Кентавр Хирон пришел откуда-то извне,
из мира, куда, как он говорил, ведет лишь одна дорога – узкая, как сердцевина
песочных часов. Он называл наш мир – миром-отражением. А иногда
миром-двойником. Но он же признавал, что он не менее реален, чем его
собственный. А раз так, то оба мира возникли в одно вселенское мгновение и исчезнут,
когда пробьет час, тоже в одно вселенское мгновение.
– Выходит, существуют два мира – наш и
Параллельный? – спросил И-Ван.
– А почему нет? Парадокс Хирона, как мы,
кентавры, его называем. Представь себе два громадных зеркала, повернутых друг к
другу. И вот между ними пролетает ласточка, пролетает очень быстро, потому что
удирает от коршуна. Ласточка мелькает так быстро, что отражается только в одном
зеркале. Второе почему-то опаздывает с отражением. Воможно, оно чуть
отклонилось или причина в другом. Но самое интересное происходит потом, говорил
Хирон. Отражение ласточки в зеркале пытается исчезнуть, но прежде чем это
происходит – второе зеркало ловит отражение первого зеркала. И начинается
бесконечная игра – отражение отражения первого отражения…
– Угу… Буддийский монах спит, и ему
снится, что он бабочка. Он просыпается и думает: теперь я всегда буду
сомневаться, кто я на самом деле. Возможно, я бабочка, которой снится, что она
буддийский монах, – со знанием дела сказал Шурасино, толком не понимая, почему
он это вспомнил. В мире Четырех Стихий явно не было буддийских монахов.
Мардоний серьезно и без удивления кивнул:
– Теперь перехожу к главному. К тому, что
открыло мне глаза на вашу истинную сущность. Как случилось, что вы были здесь
признаны, получили имена и сумели быстро приспособиться? Да очень просто. В
Параллельном мире все имеют своих двойников. Их место вы и заняли.
– А они-то сами куда подевались? Почему
мы с ними не встретились? – спросил И-Ван.
– Перетекая в другой мир, ты замещаешь
своего двойника. Понимаешь? Нельзя оказаться в ином мире и не слиться с ним.
Именно поэтому встретить своего двойника невозможно, потому что он и есть ты, а
ты он.
– То есть, переместившись сюда, мы их
убили? – поежившись, уточнил И-Ван.
Мардоний покачал головой:
– Сомневаюсь. Скорее, вы вытеснили их в
свой мир. Между мирами должен быть баланс. В тот миг, когда что-то перешло из
мира I в мир II, – что-то равноценное и идентичное должно было обязательно
перейти из мира II в мир I.
И-Ван с Шурасино переглянулись.
– Вообрази, как там в мире I тоскливо
бедному Шурасино. И какое у него там имя! Какой-нибудь Шура-сикс, –
фыркнул И-Ван.
– То же самое можно сказать и про тебя.
Ты там какой-нибудь Иванлякин в майке с дырами, – обиделся Шурасино.
И-Ван вздрогнул. Ему почудилось вдруг, что
Шурасино случайно потянул за какую-то нить в его памяти. Но за какую?
– Теперь самый важный вопрос: почему мы
сюда переместились? Что открыло нам дорогу в этот мир? – продолжал
Шурасино.
Мардоний цокнул копытом.
– Намочи браслет! – велел он вместо
ответа.
Шурасино, последнюю минуту ощущавший странный
зуд в запястье и даже легкое покалывание, поспешно опустил обмотанное тряпкой
запястье в воду.
– Ты думаешь, что это связано с… –
начал он обеспокоенно.
Мардоний поспешно поднес палец к губам:
– Слушай, но не говори. Я не уверен, что он
нас слышит, но если это так, твою речь он наверняка воспринимает лучше, чем мой
голос. Браслет-то у тебя. Ты понимаешь?
– Да… Продолжай.
Вороной кентавр скрестил на груди руки:
– Я, кажется, догадываюсь, кто он. Или,
точнее, кем он может оказаться. Однажды со мной случилась странная история.
Тогда я был еще молод и не боролся за свободу кентавров, хотя в моем имени уже
было вос…
Кентавр прервался и быстро взглянул на И-Вана.
– Еще одна улыбка, и я тебя лягну! –
сердито проржал он.
– Не надо. Мелкая мстительность не
свойственна восьми буквам. Особенно если эти восемь букв со временем желают
получить девятую за спасение отечества, – сказал И-Ван.
– В любом случае, я тебя предупредил… Так
вот, я был молод, глуп и, переправляясь через Стикс, не разведал брода. На
середине река подхватила меня и понесла. Стикс, он нравный, и, что бы там ни
говорили, у него есть душа. Если Стикс не хочет кого-то отпускать, то не
отпускает, пока не наиграется. Я никак не мог выбраться на берег и выбился из
сил, но тут мне наудачу подвернулось бревно. Или я попался ему, как смотреть на
вещи. Бревно оцарапало мне круп и плечо, я же ухватился за него руками и не
отпускал много часов, пока река несла нас. Наконец мы надоели Стиксу, и он
выбросил нас в Варварских Лесах на Диких Землях. Я выбрался на берег и
попрощался со Стиксом и своим бревном. Меня шатало. Я ужасно устал.
– Говорят, в Варварских Лесах полно
мертвяков! Земля там их не принимает, – заявил Шурасино.
Мардоний кивнул:
