Скупка краденого – комната 3, 08.00—20.00, без
выходных.
Воровской общак – комната 4, 08.00—20.00, кр.
вторника и четверга.
Отмывание денег – комната 5, 08.00—20.00, кр.
субботы и воскресенья. Мочалку и мыло приносить с собой. Окровавленные деньги
принимаются при наличии справки из диспансера.
Прием у Большого Папочки каждую первую пятницу
месяца с 12.00 до 17.00
ВНИМАНИЕ! ВЗЯТКИ ФАЛЬШИВЫМИ ДЕНЬГАМИ НЕ
ПРИНИМАЮТСЯ И ВОЗВРАЩАЮТСЯ ВЗЯТКОДАТЕЛЯМ С ПРАВЕДНЫМ НЕГОДОВАНИЕМ.
З.Ы. Вывеска заговорена от кражи.
– Блин, какая досада! – огорчился
Ягуни. – Интересно, против того, чтобы я взял ее на память, вывеска тоже
заговорена?
– Само собой. Так что лучше и не
пытайся, – заметил Ург, вылезая из подвала с приличного размера окороком.
За ним по воздуху медленно плыл здоровенный мясницкий топор.
– Кто хочет хохму? – спросил
Ург. – Этот торгаш совсем обнаглел. Наложил запук на топор, чтобы он
зарубил того, кто сунется. Ишь жук! Типа оставь голову под залог и забирай что
хочешь. Но мой ключик оказался хитрее… Я смотрю, он нагрелся и ласка
посвистывать начала, как при большой опасности, ну и на всякий случай проверил
насчет магии… Так и есть, вижу, у топорика в колоде ручка от нетерпения дрожит.
Я захватил его с собой за память. Это ничего, как думаете?
– Утешься, друг мой. Клептомания –
болезнь чувствительных и артистичных натур. Уж я-то знаю, – авторитетно
заявил Ягуни.
– Клеп… чего? Слышь, брат, давай без
вуду. У нас народ в Тыре этого не любит. У нас тут все по-простому,
по-домашнему. Ежели же кто сильно выпендривается, то таких в речке
остужают, – сказал Ург.
– Ладно, – произнес Ягуни. – Ты
меня убедил. Твой последний довод был просто очарователен.
Ург поспешно наложил на окорок и на топор
заклинание невидимости.
– А то свистнут еще по дороге. Тут такие
спецы есть, что мама моя роднуся, – заметил он.
– Как ты сказал? «Мама моя
роднуся»? – оживился вдруг Ягуни. – Напоминает мне это что-то, хоть
убей! Просто папочка мой дедуся!
– Заскочим ко мне на чуток, перекусим, я
кое-какие вещи возьму и сразу в Арапс. Путь неблизкий, – велел Ург, ныряя
в переулок.
– А мне кажется, что здесь будет короче.
Вон по той улице, – сказала Таня, которой показалось вдруг, что по дороге
на площадь они слишком уж петляли по задворкам. В конце концов, Тыр едва ли
можно было назвать большим поселком. Заблудиться тут было еще сложнее, чем в
трех соснах.
– Прямой путь не всегда самый
короткий, – заметил Ург, однако Таня уже пошла вперед.
Ягуни с удивлением обнаружил, что Ург идет по
улице как-то опасливо: втягивает голову в плечи и прижимается к домам с правой
стороны улицы. Дом Урга был уже виден, и он оживился, как вдруг чей-то
визгливый голос догнал его и пригвоздил к месту:
– Погоди! Куда это ты летишь, тебя
спрашивают?
Калитка одного из домов, мимо которого они
прошли, распахнулась, и оттуда, как пробка из бутылки шампанского, вылетела
огромная, очень толстая девица с красным и одутловатым лицом. Ноги ее были
словно коринфские колонны. Она была в такой же, как Ург, кожаной куртке с
рунными пластинами и в кожаных широких штанах.
– Чего не заглядываешь, Ург? Пропал
куда-то. Шмыгаешь тут, как напакостивший кот, – сказала она подозрительно.
– Привет, Лайда, отлично
выглядишь, – мученически произнес Ург.
Девица самодовольно приосанилась. Можно было
поспорить, она действительно так считала.
– А это еще кто? – поинтересовалась
девица, не без кокетства посмотрев на Ягуни и с двойной кислотностью на Таню.
– Это мои друзья.
– И ЭТО тоже друг? Хоро-о-шие у тебя
дружбаны! – фыркнула девица, пытаясь взглядом закопать Таню на три метра
под землю.
– Я и не утверждал, что это мальчик. Это
подруга, – защищая Таню, сказал Ург.
– Насколько близкая подруга? Такая же,
как я, или еще ближе? – напирала девица.
– Перестань, Лайда. Ближе тебя только
звезды.
– Лайда? Твоя девушка? Ты же говорил, что
она погибла! Сорвалась с подвесного моста, когда бежала на свидание! –
пораженно воскликнула Таня.
Ург сделал страшные глаза, но было уже поздно.
Слова сорвались.
– Кто погибла, я? Ты сказал своей якобы
просто подруге, что я погибла? – ехидно повторила Лайда.
– Она меня неправильно поняла. Я имел в
виду совсем другое… Тьма меня возьми, почему я вынужден оправдываться? Ненавижу
это! – рассердился Ург.
– И что же ты имел в виду, если не
секрет? – допытывалась Лайда.
– Я говорил о другой Лайде… Да, точно,
так все и было! Я говорил о другой Лайде из другого поселка. Она действительно
погибла, бедняжка.
– И что, там тоже был подвесной мост? И
тоже свидание? Ай-ай, мир полон совпадений! А эта твоя дурочка с гитарой, она
часом с моста не падала, головкой не стукалась? – продолжала издеваться
Лайда.
– Это не гитара. И я не дурочка! И тем
более не его дурочка! – вспылила Таня, злясь не столько на Лайду, сколько
на Урга. Как она могла поверить этому болтуну и даже на какой-то момент слегка
увлечься им? – Ты говорил, что она похожа на меня! Она? На меня? –
накинулась она на Урга.
– Что? Это правда? Ты мог сравнивать меня
с этой лилипуткой, с этой жалкой пигмейкой? – вскипела Лайда.
Бедный Ург, оказавшийся между двух огней,
умоляюще посмотрел на Ягуни, но маг и фокусник только злодейски ухмыльнулся.
– Эй, не надо грязи, каланча! Я обычного
среднего роста! Это не моя проблема, что твой папа перед знакомством с твоей
мамой насмотрелся на жирафов! – возмутилась Таня.
– Мне плевать, что ты о себе мнишь,
пигмейка! И не смей трогать моего папу, даже заикаться о нем не смей! Глаза
выцарапаю! – зашипела Лайда.
– Тс-с! В самом деле не надо про ее папу!
Он у нее не просто папа. Он Большой Папочка! – тревожно зашептал Ург,
предостерегающе хватая Таню за рукав.
– Какой еще большой папочка? – не
поняла Таня.
– Мы же читали вывеску! Самый главный в
этом поселке. Очень авторитетный человек. Авторитетный в том смысле, как это
могут понимать только в Тыре, – пояснил Ягуни. Похоже, ему, уже год
ходившему по этим лесам, приходилось слышать о Большом Папочке.
