— При талибах Раззак был начальником службы безопасности провинции Кундуз и лично отдавал приказы о казнях.А казнили так: привязывали осужденного к стволам танков, потом разводили орудия. До тех пор, пока несчастного не разрывало пополам.
— Привязывали за руки?
— Или за ноги. Это дело вкуса. Я к тому, — он ощупал языком рот, проверяя, не осталось ли где кусочков непрожеванной органики, — что благородство подразумевает милосердие, доброту. А Раззак...
— Он спас девочку. Ей повезло, что афганец не сумел сразу завести двигатель.
— Наверное, разволновался. С зажиганием было все в порядке. Так бывает, — Ксан привычно переключился на собственный опыт. — Однажды я так разнервничался, что минуту ключом в замок не мог попасть.
— Все равно. Это настоящее благородство.
— Даже самые отъявленные негодяи способны на благоглупости. Раззак предал товарищей по оружию ради какой-то оборвашки. Оспорил право родителя поступать с чадом по своему усмотрению. А пуштуны — гордый народ. Понятно,отчего тот схватился за нож.
— Отдать Макмэну собственную дочь.
— Они бежали из Нангархара
[10]
, мать у них умерла во время засухи. Выращивание опийного мака было для этой семьи единственным источником пропитания. Сластолюбивый Терри знал об этом. Он был охоч до малолеток, и не в первый раз наведывался в Билья Мину. Припугнул бедолагу международной инспекцией и тюрьмой. Посулил денег. Пуштун обрадовался возможности откупиться. Такие вещи в тех краях в ходу. Правда, этому папаше хотелось больше разноцветных бумажек, а Макмэн был скуп.
—Что стало со стариком? — торопливо спросил я, чувствуя, что Ксану уже надоело рассказывать, и он не прочь поскорее выпроводить меня.
— Попал в тюрьму, там и сгинул. Пакские тюрьмы — геенна, люди в ней исчезают без следа.
— А ребенок?
— У этой истории счастливый конец, — улыбнулся Ксан.— Рою, так звали девочку, отправили в лагерь беженцев в Назирбагхе, отдали в школу. За примерную учебу она была удостоена награды — распределения в неправительственную организацию, занимавшуюся производством протезов. В Афганистане столько покалечилось на минах.
— Ты ее потом видел? — этим вопросом я попал в точку.
— Два года назад, у меня была командировка в Кветту, столицу Белуджистана. Роя жила в женском общежитии: скромная комната, но со всем необходимым. Даже компьютер.Меня она не помнила. Я представился сотрудником ЮНИСЕФ, занимаюсь, мол, помощью детям беженцев. Увы, разговора не получилось. Она держалась отчужденно, сказала,что ненавидит европейцев. За то, что они никак не оставят в покое ее родину, за высокомерие и спесь, за то, что убили отца. Я спросил, как это произошло. Роя засмущалась, а потом призналась: ее хотели изнасиловать, отец вступился, и его ударили ножом. Я смотрел девчонке прямо в глаза и видел — она верит, что говорит правду.
Пришло время прощаться, однако меня свербила мысль,будто я упустил что-то важное. Вспомнил, когда надевал ботинки.
— А как все-таки случилось, что ты сломал ногу? — Натолкнувшись на непонимающий взгляд Ксана, пояснил:
— Ну, там, на фотографии у тебя нога в гипсе.
— А-а! — засмеялся мой приятель. — То было в другой раз.Поехал кататься на горных лыжах в Малам-Джаббу
[11]
и в первый же день здорово навернулся.
Неожиданно я почувствовал обиду. Может, потому что никогда не катался на горных лыжах и не знал, где находится Малам-Джабба.
IV. У лысого ногти не вырастут
— Что ты уставился на эти хвосты? — вопрос прозвучал немного грубо, но поверьте, у меня были к тому основания. Мы уже битый час толклись в этой мясной лавке, выбирая куски посочней, да пожирней. На следующий день Ксан уезжал, и никто из нас не ведал, доведется ли двум случайным знакомым встретиться вновь. Пожалуй, он чувствовал в этой связи нечто вроде сожаления — как иначе объяснить его решение устроить напоследок лукуллово пиршество.
Свиные хвосты лежали в стороне от аппетитных стейков и вырезки. Даже с языками, ушами, печенкой, желудками и прочей требухой им не нашлось места. Скрюченные, заветренные, они сиротливо ютились на краю разделочного стола. Мой приятель глядел на них с необъяснимым интересом,словно перед ними были не обтянутые потрескавшейся кожей отростки позвоночника, а. Что «а» я не мог сообразить,фантазии не хватало. Хватило ее только на глупую ремарку:
— Смотришь на них так, словно хочешь съесть.
— Мне известно единственное блюдо из свиных хвостов.Грузинский суп «мужужжи». Варится из свиных ножек, ушей и хвостов.
— Интересно было бы попробовать. — я рассчитывал потрафить Ксану, однако тот сказал, как отрезал:
— А мне — нет.
За полчаса мы добрались до моего скромного жилища. Обвинив меня в полном незнании кулинарии, Ксан надел фартук и взялся за приготовление мяса с баклажанами. Сковородка, кастрюля, ножи, ложки, банки с перцем и карри таки мелькали в его руках, с плиты потянуло волшебным запахом. За поварским занятием мой гость расслабился и принялся посматривать на меня благодушно, даже приветливо.Ободрав кожуру с печеных баклажанов, окончательно подобрел и принялся говорить: неторопливо, со значением, в общем, в своей привычной манере.
— Я никогда не ел свиных хвостов и не стану этого делать.Просто я кое-что вспомнил.
Поудобнее расположившись, я с воодушевлением внимал Ксану. Видно, и этот вечер не пропадет зря, и мне удастся услышать очередную историю.
— Это случилось несколько лет назад. Правительство Пенджаба проводило кампанию по уничтожению кабанов,которые расплодились в этой провинции в великом множестве. Об отношении мусульман к этим животным ты знаешь:они считаются нечистыми, противными духу ислама. — Ксан кашлянул, размешивая кусочки обжаренного сладкого перца с помидорами и луком. — Впрочем, отстрел был задуман не по религиозным соображениям. Дикие свиньи доставляли массу неприятностей крестьянам, уничтожая посевы, сады и огороды. В поисках пищи проникали даже в города, рылись в отбросах, разнося болезни, порой и на людей нападали.
— Нехорошо, — сокрушенно заметил я, принимая из рук Ксана венчик и миску с болтушкой из муки и яиц.
— Займись делом. — Он покрутил в воздухе пальцем, и я принялся взбивать эту смесь, стараясь в то же время не упустить ни слова из начатого рассказа.
— За каждого отстреленного кабана обещали тридцать рупий. Невелики деньги, но тогда на них можно было прожить пару дней. Однако в какой-то момент власти обнаружили, что свинское поголовье не сокращается, а призовой фонд тает буквально на глазах. Пенджабцы — хитрые бестии, они многократно предъявляли на приемных пунктах один и тот же хвост, так что цена кабана существенно возрастала.