Теперь нужно было позаботиться о том, чтобы не сгореть заживо. Слава богу — подоспели по пожарные, принявшиеся усердно поливать дом из брандспойтов. Потоки воды хлынули в гостиную, безнадежно испортив паркет и мебель.
— Ужасная история! — всплеснул я руками. — Кто тебя хотел убить? Террорист? Экстремист-ваххабит?
Ксан снисходительно улыбнулся. Видно, его забавляли мои наивные предположения.
— Первое, что мне пришло в голову — это связано с «Аль-Халидией». Иные варианты в голову не приходили.
Исходив все комнаты, чтобы удостовериться в отсутствии очагов возгорания, лихие брандмейстеры не постеснялись взять с хозяина мзду. Собственно, деньги предложил сам Ксан, который знал — в этой стране служивый люд получает копейки и не стесняется принимать подношения. Пришлось выдержать и общение с полицейскими. Еще бы! Не каждый день поджигают виллу сотрудника ООН. А в том, что речь идет о поджоге, сомнений не оставалось. В палисаднике нашли полуобгоревшую канистру из-под бензина и жженую тряпку, которую использовали в качестве фитиля.
Ксан умолчал о покушении на его жизнь и согласился с констеблем, предположившим, что канистру взорвали местные исламисты, наслушавшиеся воинственных призывов муллы.
Когда полицейские и пожарники наконец удалились, он,почувствовав смертельную усталость, опустился на тот самый диванчик, на котором его пытали. Диванчик пропитался грязной водой, она хлюпала под подушками и просачивалась сквозь обивку. Стало себя жалко. И потому что дом приобрел абсолютно непотребный вид, а до утра убираться некому, и потому что его хотят убить.
За горестными раздумьями Ксан не заметил, как погрузился в состояние дремотного оцепенения. Едва ли он мог сказать, сколько проспал — пять минут или два часа. Его разбудил шум, доносившийся с кухни. Скрипнула дверца, из крана полилась вода. Конечно, это он, этот мерзавец! Вернулся,чтобы закончить начатое.
Краем сознания Ксан понимал, что этого не может быть.С какой стати убийце идти на кухню, что-то готовить или мыть руки? Но голос разума был слабым и перебивался уверенностью, что кроме убийцы там быть некому.
К Ксану вернулось присутствие духа. Он бесшумно поднялся, прокрался к платяному шкафу и нащупал плоский«вальтер» на одной из полок. Снять с предохранителя, отправить в ствол патрон. Легко пройти по коридору, главное не медлить, все на одном дыхании, левая ладонь аккуратно обхватывает ручку двери, рвануть на себя, стрелять без промедления, он уложит негодяя наповал. Однако за долю секунды, отделявшую «фазу номер один» (открытая дверь) от«фазы номер два» (огонь на поражение), Ксан сообразил, что в кухне хозяйничает женщина.
За варившимся на плите кофе наблюдала Тасмина. Услышав, как распахнулась дверь, испуганно обернулась. Слава богу, не увидела пистолет, который удалось незаметно спрятать за спину. Улыбнулась, отбросила со лба прядь волос.
— Ты спал. Я подумала — захочешь кофе.
Ксан попытался сказать, что да, очень захочет, но горло полоснула боль.
— Молчи! — встревожилась Тасмина..
Кофе они пили в спальне (в разгромленной гостиной находиться было немыслимо), и в неярком свете торшера жизнь представилась вполне терпимой.
Когда они расстались, Тасмина взяла такси. На душе было скверно от ссоры, которая грозила перерасти в разрыв. Добравшись до дома, она отпустила водителя, взяла свою машину и поехала к Ксану. Сразу войти не решилась. Вдруг хозяин в ванной или ложится спать. Пробралась к окну, заглянула внутрь.
Ксан не мог не отметить ее спокойствие и выдержку: Тасмина не запаниковала, не стала кричать, стучаться в соседние дома. Вместо этого позвонила в штаб протиповожарной охраны, затем вынула из машины запасную канистру с бензином, подтащила к забору. Самым сложным оказалось найти фитиль. Она взяла свою дупатту, скомкала, воткнула в горло канистры, чтобы ткань пропиталась бензином. Когда слух резанула сирена, оставалось только щелкнуть зажигалкой.
После слов благодарности воцарилось молчание. Прошло полминуты, пауза затягивалась. Ксан сосредоточенно думало женщине сидевшей рядом с ним.
Тасмина встала, оправила платье, посмотрела с неожиданным вызовом.
— Я могу уйти. Но, если хочешь. Помнится, ты хотел меня трахнуть.
Грубая фраза ошеломила Ксана, и женщина позволила себе усмехнуться. Этакая ироничная усмешка отлично соответствовала образу циничной и уверенной в себе дамы, который она ловко на себя примеряла.
— Передумал? Или после всех твоих шлюх на обычную женщину у тебя уже не стоит?
Ксан зло глянул на нее.
— Разденься.
Она колебалась недолго. Подошла почти вплотную, одним движением стянула через голову шелковую куртку. За ней последовали шаровары, она осталась в трусиках и лифчике.Круглые груди, плоский живот. Бедра, пожалуй, широковаты, но это скрадывалось прямой осанкой, стройными ногами. Ксан подвел ее к кровати, крепко обнял за плечи, но целовать не стал: резко толкнул, она упала навзничь. Ксан тяжело опустился на нее, рывком развел ноги.
— Хочешь быть одной из моих шлюх? Только не рассчитывай, что я буду тебя целовать. Просто трахну, как ты просила.
Любовный акт получился скомканным. Впрочем, Тасмина не подала виду, что она чем-то недовольна или рассчитывала на большее. Какое-то время они лежали, не двигаясь ине разговаривая. Затем Тасмина поцеловала его, погладила по плечу и тихо прошептала:
— Ты должен отдохнуть.
Нежные пальцы скользили по коже, массировали самые чувствительные места. По телу растекалось блаженное оцепенение, сознание затуманилось. Когда он проснулся, Тасмины уже не было.
Итак, они стали любовниками, роман стремительно развивался. То, что они скрывали свои отношения, придавало им пикантности и романтики. Но это была игра с огнем: связь с немусульманином могла обернуться для Тасмины серьезными неприятностями. Нравы в Пакистане были сродни тем, которые процветали в нацистской Германии, с той лишь разницей, что там карали за секс с евреями. Имелось еще обстоятельство, о котором не следовало забывать. Отец Тасмины тотчас бы проклял дочь, узнав о ее прегрешении. В один из вечеров Ксана пригласили к Юсуфзаю на обед, и тот говорил о падении нравов, распущенности, повсеместном нарушении шариата.
Тогда отмечали праздник весны басант, во время которого правоверные давали волю страстями — пели, танцевали, запускали с крыш домов тысячи воздушных змеев и даже употребляли алкоголь. Юсуфзаю довелось посетить концерт популярной рок-группы — его давали в знаменитом лахорском форте. Солистка — деваха в прозрачном шальвар-камизе— кривлялась на сцене, провоцируя зрителей. Некоторые мужчины, не стесняясь, мастурбировали. Юсуфзай рассказывал об этом, багровея от возмущения.
Как-то ночью Ксана разбудил телефонный звонок, и он услышал срывающийся голос Тасмины. Без объяснений она сообщила, что едет к нему. Ксан почувствовал, что речь не идет о любовных утехах, и оказался прав: Тасмина приехала с отцом.
