— А я обучал подрастающее поколение. С докладами выступал. Это дело тяжелое, профессора за мизерную зарплату горбатятся. Ну, ладно. Еще одну. — Закусив огурчиком, Ксан вернулся к своему повествованию.
И началась полоса счастья. Они крутили настоящую любовь, так им представлялось. Порой Мелинда расстраивалась из-за того, что нарушила запрет, однако жребий был брошен. Вообще, все шло путем, тучек на небосклоне не наблюдалось. Руководство Ксана в пример ставило, отношения с Овсепяном развивались нормально. Жаль, что все хорошее заканчивается. Тогда он совершенно забыл эту аксиому, говорят же, что от счастья глупеют.
Как-то Мелинда сообщила, что готовится ее перевод в другую страну, в Италию. Ксан разволновался. Стал донимать ее вопросами — как же наша большая любовь. Ему бы скумекать, что американцы — прагматики и смотрят на человеческие отношения менее эмоционально, чем русские.Даже когда влюблены. «Honey,— сказала Мелинда, — I love you so much, you know that, but what could I do? I have to come to terms». В переводе это означало примерно следующее: «Мой дорогой, я тебя очень люблю, ты знаешь, но что поделаешь?Надо исходить из реальности».
Ксану бы промолчать, гордость проявить. Нет же!Стал предлагать руку и сердце, заговорил о детях и прочих семейных радостях. Она предложила не строить воздушных замков, а приехать к ней в Италию в отпуск.Ксан ответил что-то резкое, слово за слово, и они поссорились. Кульминационным стало его заявление: «Конечно, я и забыл, что ты из ЦРУ». Мелинда побледнела, встала из-за стола (разборка происходила в маленьком кафе) и вышла вон.
Потом предпринимались попытки наладить отношения,да мало что из этого выходило, всякий раз дело заканчивалось взаимными упреками. Мелинда держалась более взвешенно, рассудительно. Это заставляло Ксана чувствовать себя полным дураком: со своими любовными метаниями,несуразными в глазах сдержанной американки.
Общаться они толком перестали, разве что пересекались у Брэдли. Тот снова остался один, родители подумывали окончательно переселиться в Саффолк. Наверное, решили, что там будет легче приобщить своего отрока к какому-нибудь делу. Ну, а тем временем тот продолжал прежний образ жизни и постоянно виделся с Мелиндой.
— Вот так. — Ксан развел руками.
И тут в развитии событий произошел внезапный поворот, не в последнюю очередь, связанный с упоминавшимся доктором Джатоем. Раджа ему доверял, тот в его отсутствие вел все дела. Эх! Кому можно доверять в наше время?Этот Джатой тихой сапой принялся распродавать совместное имущество — здание клиники, медицинские инструменты, аппаратуру, а денежки складывал в собственный карман.Позднее выяснилось, что этот предприимчивый джентльмен присмотрел себе недурной бизнес в Канаде. Брэдли обо всем стало известно, и, ощущая за плечами год заочного обучения юриспруденции, он решил, что горы может своротить. Не посоветовавшись с папой, возбудил судебное дело по обвинению Джатоя в мошенничестве. Ему удалось добиться постановления, запрещавшего ответчику покидать Пакистан. Окрыленный успехом, предпринял следующий шаг: дал объявление в газеты, сообщавшее, что больничное имущество не подлежит купле-продаже, так как является предметом разбирательства. Тем не менее, Джатой пустился во все тяжкие и продал томограф, самый дорогой прибор из имевшихся в клинике.
Беда Брэдли заключалась в том, что он поступал согласно закону, методам, описанным в учебниках и вполне действенным в Великобритании или США. Но то был Пакистан, где законы отличались условностью. Бал правили старые добрые принципы, типа «кто успел, тот и съел». Когда суд назначил комиссию для проверки помещения клиники,там оставались голые стены. Судья вызвал Брэдли и Джатоя,однако последний не явился, и слушания начались ex parte
[18]
.
— Дальше самое интересное. — Ксан выудил из чашки ломтик лимона, пожевал и проглотил целиком. — Люблю лимоны, — пояснил он. — С цедрой и кожурой.
Джатой возбудил ответный иск против сына владельца клиники, на том основании, что наш герой ославил его газетными публикациями. Тому бы поостеречься, но болван посчитал, что, раз правда на его стороне, бояться нечего. Ивот к нему заявляются детективы в штатском, берут под белы руки и доставляют в участок. Там не церемонятся, щедро отвешивают оплеухи, награждают тычками и зуботычинами.Брэдли избит, окровавлен, что-то пытается доказать, да куда там! Не учел парень местной специфики. Проверил бы Джатоя, да и обнаружил, что двоюродный брат этого мерзавца занимал пост суперинтенданта полиции, а другие родственники — старшие должности в МВД и Федеральном агентстве расследований. Позже выяснилось: некогда верный компаньон Раджи обокрал фирму на десять миллионов рупий (порядка ста пятидесяти тысяч долларов), и из них два пожертвовал на подкуп правоохранительных органов.
В участок явился сын Джатоя, принявшийся оскорблять и унижать Брэдли. Этот рьяный молодец орал: «Вы, англичане, думаете, раз правили нами столько лет, теперь можете делать все, что вам вздумается?». На вопрос о сути претензий, продемонстрировал бумагу с текстом на урду, который для Брэдли был что китайский. Признание в неграмотности вызвало очередной всплеск ярости.
Брэдли отказался отвечать на любые вопросы, пока ему не дадут позвонить адвокату. Эту просьбу удовлетворили, и законник стал разбираться в ситуации. Оказалось, что доктор Джатой выдвинул серьезное обвинение. Будто Брэдли ворвался в его дом и угрожал оружием. При всей нелепости оно тянуло на статью о терроризме, которая в пакистанском уголовном кодексе одна из самых строгих. В частности, ею исключается освобождение под залог.
Джатой планировал продержать парня за решеткой не меньше месяца, чтобы сломать его и заставить подписать бумаги о передаче нечестному партнеру родительского дома и клиники. А тюрьма в Равалпинди не сахар. О гигиене там слыхом не слыхивали, канализации не было, кормили рисом пополам с мусором. Брэдли сразу подцепил какой-какой-то зловредныйвирус. У него поднялась температура, начался бред.
Адвокату не удалось добиться формального освобождения клиента, и он попросту подкупил тюремщиков (деньги прислал Раджа). Юриста-недоучку выпустили, но его положение оставалось незавидным. Брэдли мог арестовать любой полицейский. Больной, без документов, без места,где можно отлежаться и прийти в себя: в родительский дом явочным порядком вселился Джатой. Отец не мог примчаться на выручку: бывший компаньон возбудил иск и против него, сфабриковав доказательства о причастности Раджи к финансовым махинациям.
Единственным местом, где Брэдли мог почувствовать себя в безопасности, была вилла Мелинды Новак. Она, не раздумывая, согласилась приютить страдальца, который,надо сказать, недолго горевал. Парню не сиделось взаперти, не терпелось отправиться на любимые тусовки, где, как он считал, его никто не тронет. На свой страх и риск выбрался в один клуб, второй. Но самой большой и непростительной ошибкой было электронное письмо (с описанием всех злоключений), отправленное в адрес Ксана, который до той поры ни о чем не подозревал: виделись они редко из-за размолвки с Мелиндой.
