Камилла закрыла глаза и потерла их большим и указательным пальцами правой руки.
— Люси, есть такие вещи, о которых я не могу с тобой говорить, и не жди от меня ответов. Пусть все остается как есть.
Люси задумалась над словами подруги. Потом рассеянно кивнула, будто согласившись с ее доводом. По правде говоря, тайна, окружавшая этот проект, ее к нему и привлекала. Она вообще обожала всякие секреты. Ведь как ни крути, но именно ей в операции была определена роль на самом передовом рубеже. Единственная роль, разыгрывая которую можно было и в самом деле попасть головой в петлю. При мысли об этом ей немного полегчало, и она смирилась со своим положением.
— Ладно, поехали.
— Только не строй из себя униженную и оскорбленную.
— Да я и не думаю. Давай, двигайся, хорошо?
— Люси…
— Да поедем мы когда-нибудь или нет?
Пять дней спустя,
ночь с понедельника на вторник, 11 января 1999 г.
У них не было выбора — ехать предстояло ночью. Люк опять подобрал Люси около дома, потому что их путь проходил по проселочным дорогам вдали от пунктов досмотра грузовиков и полицейских постов, где могли бы остановить и проверить машину. Грузовик был в отличной форме. Перевозка сигарет никак не сказалась ни на состоянии подвески, ни на надежности тормозов. Но шума от него было много.
И Люк, и Люси по дороге к границе все больше молчали. Люси чувствовала себя измотанной и утомленной. Как обычно, она работала в выходные, на этот раз проверяя противоотечные средства на гриппозных больных. Испытуемые оставались там все воскресенье, и это давало Люси возможность лучше усвоить правила приема лекарств, которые она везла с собой на юг. В го утро, позавтракав кофе с булочками, она выписывала грязных, сопливых пациентов, а днем — в промежутках между накатывавшими приступами беспокойства и возней с лекарствами — ей удалось немного покемарить.
Люк запомнил путь, который вел по индейским землям к берегу реки. Для ночного проезда по льду на грузовике инструкции были другие. Из всех машин, пересекавших границу, патрули, естественно, прежде всего интересовались именно грузовиками, поэтому ехать надо было быстро, с выключенными фарами, ориентируясь на еле мерцавший на другом берегу голубой огонек сигнального маячка. Ночью, конечно, никто здесь не ждал блюстителей закона, поэтому переехать через реку надо было до их возможного появления, а в самом крайнем случае предстояло переехать их самих.
Фары и подфарники были выключены, Люк ждал на берегу. Вдали еле различимо мерцал голубой огонек.
— Только не вздумай никого сбивать, — шепнула ему Люси.
— Я не собираюсь в тюряге копыта отбросить.
— Индейцы больше языком болтают. Совсем не обязательно кого-то сбивать.
— Я все сделаю, чтобы этого не случилось. Если они за нами увяжутся, мы дадим деру. А если меня подстрелят, я помру.
— Никто тебя не просит быть дурацким мучеником. Тебе просто надо переехать реку по льду.
— Ты готова? — Люк врубил первую скорость.
— Всегда готова.
— Голубой маячок видишь?
— Да. А ты? Мы прямо напротив него.
— Теперь вижу. Ну, погнали.
На этот раз он уже представлял себе, какую надо держать скорость. Месяц то появлялся, то исчезал среди летевших по небу облаков, поблескивая время от времени серебром на кузове и кабине грузовика. Люк вел машину уверенно, быстро, хоть обзор был сильно затруднен скудным освещением, взгляд его был прикован к маячку на другом берегу.
— Какая скорость? — спросил он, не рискуя оторвать глаза от ледяной дороги.
— Шестьдесят. Шестьдесят пять.
Как и на первой его развалюхе, на которой они переезжали реку, американский грузовик показывал скорость в милях.
Грузовик продолжал разгоняться. Когда он чуть-чуть сбивался с колеи, чувствовалось, как тяжелая машина приминает свежий снег, но ее хотя бы не заносило. Скоро он понял, что машина идет по выбитым во льду колдобинам, а отклонение от колеи стал определять по звуку.
— Семьдесят пять, Люк. Ой, Люк, уже восемьдесят! Господи, спаси нас и сохрани!
Когда пришло время притормаживать, Люк уже выжимал девяносто миль, тормоза на такой скорости были бесполезны, поэтому на подъезде к другому берегу ему удалось сбросить скорость, переключая передачи, и со льда на склон он поднялся, когда стрелка спидометра уперлась в цифру тридцать. Не включая фары, он въехал в темный лес, смутно различая дорогу, и вскоре остановился у сторожки индейского поста.
Брэд вышел из хибарки и вскочил на подножку кабины, а Люк уже опускал оконное стекло.
— Привет, Люси. Как дела?
— Хорошо. А твои как?
— Отлично.
— Ты сегодня, я вижу, в ночную смену.
— Да, Люси, делаю что могу для своего народа.
— То, что в наше время называют преступностью?
Брэд хмыкнул.
— Мне надо посмотреть, что в кузове.
— У нас есть договор, в нем такой осмотр не предусмотрен.
— Договоры меняются.
— От хрена уши!
— Тогда поворачивай оглобли.
Они плохо различали друг друга, в тусклом свете вырисовывались лишь их силуэты.
— Лучше, Брэд, ты с этим не шути.
— А тебе бы надо знать, что это не мои шутки. Я получаю приказы. И мне нужно проверить твой грузовик.
В принципе, большой проблемы это не составляло. Однако и у Люси, и у воинов нашла коса на камень — безопасность на гордость. Какое-то время Люси выжидала, хоть уже знала, что придется уступить.
— Ну ладно. Иди, смотри, хоть там для тебя все равно темный лес.
Внутри он увидел пробирки, мензурки, горелки, штативы для пробирок, встряхиватели, смесители, флюоресцентные лампы, холодильник, койки, папки для бумаг, которых хватило бы для хранения документов небольшого банка, и многочисленные стеллажи, где были расставлены лабораторные стеклянные баночки, а в них что-то напоминавшее цветной бисер.
— Что ты тут затеяла? Хочешь выкупить Манхэттен?
— А ты, Брэд, оказывается, шутник.
— Ты мне лучше объясни, зачем угонять грузовик и брать в заложники шофера — если ты об этом еще не знаешь, тебе предъявлены именно эти обвинения, — чтобы после этого возить в нем бисер? О нас, индейцах, потом из-за этого может пойти дурная слава.
Люк, обошедший вместе с Люси грузовик, все больше помалкивал, предоставляя возможность говорить спутнице. Он все равно в этом ничего не смыслил.
— Это не бисер, — сказала Люси Брэду. — Это таблетки такие. Лекарства.
— Ты что, решила на наркоте бабки делать? Ты меня просто поражаешь.
