— Не хотите? Тогда я сам, — сказал Кот. — Обожаю ходить по особым отделам и писать объяснения. Кстати, а где море?
— Справа, — крикнул Панин.
Но в просветах между облаками тянулись только зеленые склоны гор и бурый курчавый лес.
Панин отложил, наконец, карту, и пробрался к кабине. В салоне не было слышно, о чем он говорил с летчиками, но вернулся он озабоченный и снова развернул карту.
— Есть проблемы? — спросил Граф.
— Дербент не принимает. Они идут на запасную площадку.
— Ну и что? Лишь бы в Россию, — сказал Ковальский, двумя ударами ножа вскрывая консервную банку.
В зубовской сумке даже хлеб не зачерствел. Кот намазывал толстые ломти паштетом. Все страшно проголодались, и готовы были сжевать даже растворимый кофе, но Граф запрятал эту банку поглубже.
— Что-то здесь не так, — сказал Панин. — Герман Иванович, а куда уехала эта банда с дачи?
— Повезли аппаратуру устанавливать куда-то в горы.
— Отлично, все совпадает. Тогда все понятно. Я вам могу сказать, куда все уехали. Вы не слышали про такое место, Казачи?
— Нет.
— Вот оно, — Панин показал на карте. — Здесь Грузия, здесь Чечня, вот Дагестан, вот Азербайджан. Вот это место. Оно было обведено карандашом, карандаш стерт. И следы прокладки курса стерты, но если вот так посмотреть, то видно. Видите?
— Ну и?
— Ну и похоже, мы летим туда, а не в Дербент. По всей видимости, там у них еще одна база.
— Еще чья-то дача? — спросил Граф.
— Нет. Это дикие места. На старых картах называлось Пост Казачий. Это еще в ермоловские, наверно, времена казаки сюда выдвинулись. Закрепились, начали строиться. Потом политика изменилась, и крепость строить перестали. Потом были землетрясения, дороги посносило, и место это забросили.
— Что вы там шепчетесь? — крикнул Кот, пересаживаясь поближе к карте.
— Я понял, о чем речь, — сказал Граф. — Это высота 1945. Когда я служил в Лагодехи, мы там лазили. Развалины. Часовня каменная, даже крест тогда еще был. Хороший был ориентир. Ну что, самое подходящее место для базы.
— Наверно, там сейчас все. Всё начальство, все боевики, — сказал Панин. — Раз они не вернулись на дачу после размена, значит, они там. Все сходится. Подтверждается версия одного ненадежного источника. Там их ждет премия. А вместо премии будем мы. Значит, экипаж и не собирался в Дербент. Экипаж не меняет хозяина.
— Что, у нас проблемы? — спросил Ковальский.
— Трудно сказать, — ответил Панин. — Похоже на то.
— Нас везут не в Россию, — сказал Граф. — Поймали нас, Кот.
Он сказал это с довольной улыбкой. Несколько минут назад Граф выглядел подавленным и усталым, а сейчас настроение у него резко поднялось. Панин тоже казался радостно возбужденным, вертя карту и заглядывая в иллюминатор.
Кот понимал их. Граф еще не вышел из боя, еще не расстрелял боезапас. Димка радовался, что раскусил противника. Кот понимал ребят, но ему очень не хотелось сегодня еще воевать. Он так хотел скорее оказаться дома…
— Пойду поговорю с экипажем, — Кот встал.
— А зачем? — спросил Панин. — Все идет по плану.
— Мне твои планы уже вот здесь, — Кот провел ладонью по горлу.
— Хватит шуметь, — сказал Граф, доставая из сумки тяжелую кофейную банку.
Панин перебрался к нему, а Кот опять развязал сверток с винтовками и принялся набивать магазины. В «винторезе» осталось только четыре патрона. В бою от него будет мало пользы. Да и снайперки — не для боя. Он предпочел бы сейчас АКМ, побольше рожков, полные карманы патронов россыпью. Пяток гранат на пояс. Рубенса с пулеметом. Маузера на фланге. Эх, Рома, Рома…
Но хорошо, хоть Граф рядом, удобно привалился плечом к переборке и чистит свое допотопное оружие.
— Сергеич, все будет нормально, — сказал Панин. — При посадке командиру ствол в ухо, штурману другой, техника выпустим на переговоры. Штурмовать нас они не будут, себе дороже выйдет. Такую «восьмерку» на базаре не купишь.
— А нельзя прямо сейчас ствол в ухо, и домой? — спросил Ковальский.
— Поздно. Долго летим, горючки мало. Можем грохнуться, если сейчас отвернем.
— Ну, сядем, и какие наши требования?
— Еще не знаю, — сказал Панин. — Главное, инициативу перехватить.
— Условия простые, — сказал Граф. — Дозаправка и свободный взлет. Наглеть не будем.
— Вот смеху-то будет, если мы сядем на нормальную площадку.
— Ничего, посмеемся вместе, — сказал Панин. — Герман Иванович, а откуда у вас такая роскошь?
— Степан купил перед вылетом, — сказал Граф, вытягивая жгутик из ствола маузера. Жгутик вылез белоснежным. — Для коллекции. Вы видели его коллекцию?
— Меня блевать тянет от вашей интеллигентности, — не выдержал Ковальский. — Ну-ка, резко перешли на «ты».
— Вадим, ты видел его коллекцию? — спросил Граф. — Да, кстати, чуть не забыл. У тебя есть где записать? Запиши номер телефона в Баку, там ждут твоего звонка.
— В Баку? Говори, я запомню.
— Нет, давай блокнот, это очень важно.
Клейн придавил блокнот к коленке и аккуратно вывел крупные цифры. Панин прочитал, почесал затылок и спросил:
— А ты-то… Откуда ты знаешь этот номер?
— Потом расскажу.
— Лучше бы сейчас. Ладно, не успеем. Кажется, мы заходим на посадку. — Панин схватился за сиденье, и в следующий миг вертолет сильно накренился.
— Кстати, о посадке, — сказал Ковальский. — Те придурки на КПП все время висели на рации. Ясно, что они не девочкам звонили. Если они связались с этой базой, где все начальство собралось, нам ведь могут и не дать добро на посадку. Я бы лично не дал. А вдруг на борту спецназ? С земли-то не видно.
— Не все же такие бдительные, как ты, — сказал Граф.
Вертолет шел по дуге с сильным креном. Дверь в кабину громко лязгнула, захлопнувшись, и Граф с Паниным переглянулись. В правых иллюминаторах белело небо, в левых прыгали скалы и щерились ущелья.
Панин, цепляясь за стенку, добрался до кабины и подергал ручку. Дверь приоткрылась, и выглянула красная физиономия техника.
— Всем сидеть, бля, садимся! Без команды никто не встает!
Вдруг что-то случилось. Порыв ветра ворвался в салон и взметнул карту со стола. С визгом пролетели какие-то осколки. Вертолет дернулся и круто пошел вверх.
Кот и Граф свалились на пол и покатились в корму. Кот успел подхватить ремень винтовки. Он увидел, как Панин перешагнул через упавшего техника и скрылся за переборкой кабины. Вертолет пошел вниз, и дверь кабины снова захлопнулась.
Машину качало, как лодку в шторм. Она то проваливалась вниз, то скользила в сторону. Моторы грохотали вразнобой, и что-то пронзительно свистело. Кот перебросил тело к боковому люку и смог открыть его. Снизу набегала земля. Так быстро, что он зажмурился от страха и сказал себе: «Всё. Молитесь, пан Ковальский. Урод, ни одной молитвы не знаешь»…
