Я повесила трубку. Между прочим, я сама прожила большую
часть жизни в блочной «распашонке». Ленка по тем временам частенько оставалась
у меня, ей неохота было ехать к матери, которая безостановочно пилила
неразумную дочь. Вот она и ночевала в Медведково, да еще не одна, а с Костей,
своим первым мужем, из-за которого ругалась с маменькой. Правда, потом они
разошлись, Ленка выскочила за Володьку, но это уже неинтересно. Главное – я
никогда ей не отказывала. Более того, Ленка и Костя, как молодожены, ночевали в
маленькой комнате, на моем диване, а я ютилась на кухне, на полу, на матрасе,
голова под столом, ноги у плиты.
Тяжело вздохнув, я набрала номер Наты Ромашиной. Послышались
частые гудки, спустя пару секунд я повторила попытку и услышала тоненький
голосок Натки:
– Да ну?
Я хотела было удивиться, отчего она так отвечает на звонок,
но не успела, потому что прозвучала следующая фраза, сказанная другой женщиной:
– Вот тебе и ну. Полгода не разговаривали, а потом с бухты
барахты звонит и собирается приехать с ночевкой, да не одна!
В ту же секунду я поняла, что Ната беседует с Ленкой
Глотовой. Случается такое с владельцами мобильных телефонов довольно часто:
пытаетесь соединиться с кем-нибудь и невольно влезаете в чужой диалог. В таком
случае я немедленно вешаю трубку, но сегодня молча сидела на скамейке, прижимая
к себе Хуча и слушая, как те, кого считала своими близкими подругами,
перемывают мне кости.
– Ей башню капитально снесло, – ответила Ната, – живет в
своем мире. Прикинь, что моей Люське на день рождения подарила?
– Ну? – жадно поинтересовалась Ленка.
– Духи приволокла. Вернее, набор, пузырек вонючий, браслетик
и ожерелье, якобы из жемчуга. Хотя это я зря, жемчуг настоящий. Тут намедни по
Тверской прошвырнулась, зашла в пару магазинчиков, увидела, сколько сей подарочек
стоит, и чуть не скончалась. Лучше бы деньгами дала, Люська давно о музыкальном
центре мечтает. За каким лядом четырнадцатилетней девке жемчуг с элитным
парфюмом? Ва-аще головы никакой нет!
– Она свою дочурку с макушки до пяток брюликами обвесила, –
влезла Ленка.
– Так ее Машка отвратительная толстуха, нос картошкой,
глазки – щелочки, уши как ручки у кастрюли, – взвизгнула Ната, – ясное дело,
надо же женихов приманивать, вот и старается. Да и что ей? Денег немерено,
проблем никаких. Вон, видишь, от скуки с идиотским мопсом по людям таскается.
– Знаешь, – засвистела Ленка, – я люблю собак, но мопсы,
ей-богу, такие уроды, а этот ее Хуч полный кретин, вечно жрет, морда в крошках,
прямо с души воротит смотреть. А она его нацеловывает: «Ах, ах, Хучик, ах, ах,
красавец».
– С другой стороны, – ехидно протянула Ната, – кого ей еще
любить? Мужика-то нет!
– А полковник? Он теперь с ними живет.
– Да ты что, – воскликнула Ната, – разве не знаешь?
– Нет.
– Ну даешь, все уже и говорить давно на эту тему перестали,
а ты не в курсе.
– Ну!
– Он любовник Ольги, близнецы от него. Вот приедешь в гости,
приглядись, просто одно лицо.
– А Аркадий что?
– Ничего, он импотент!
Не в силах больше слушать весь этот бред, я зашвырнула
трубку в сумку.
Да, действительно я подарила Люське набор от Шанель. Но за
несколько дней до праздника Люся сама позвонила Машке и стала ныть: «Прикинь,
какую штуку видела, с ожерельем».
Естественно, Манюня мигом помчалась в магазин и купила
набор. У Машки развился комплекс, она чувствует себя виноватой из-за того, что
намного богаче своих подруг, вот и пытается изо всех сил исправить
несправедливость. К слову сказать, ни Сашка Хейфец, ни Ольга Чалова, ни Катя
Иванова никогда не делают никаких намеков и страшно злятся, если Маня пытается
купить всей компании билеты в кино, но кое-кто бессовестно пользуется
Маруськиной добротой.
И потом, Манюня вовсе не толстая, у нее хорошенькая,
свеженькая мордочка с большими голубыми глазами, роскошные белокурые волосы и
аккуратный носик. Никаких бриллиантов у моей дочки нет, носит украшения,
соответствующие возрасту: серебряные сережки и браслеты, бисерные фенечки,
цепочки, кулончик из горного хрусталя. Может, это его Натка приняла за
алмазный.
А уж насчет того, что полковник – отец близнецов! Я даже и
не предполагала, до какой мерзости могут додуматься люди. Уж скорей Хуча можно
посчитать сыном полковника, Анька и Ванька совсем не похожи на Александра
Михайловича.
Я сидела на скамейке, отупев от духоты и шума. Мопсы
противные? Да мой Хучик красавец! И ему никогда не придет в голову рассказывать
мерзкие сплетни!
Ладно, теперь поговорим с Женькой.
– Да, – рявкнул приятель.
– Женечка…
– Ты где?
Я чуть было не сказала: «На Курском вокзале», но неожиданно
соврала:
– В пиццерии «Мастер Итальяно».
– Это где? – не успокаивался Женька.
– На площади у Курского вокзала.
– Немедленно езжай сюда.
– Почему?
– Сейчас перезвоню.
Я уставилась на пищащую трубку.
Минут через десять прозвучал звонок. Из трубки доносился
шум, очевидно, Женя вышел на улицу.
– Немедленно ехай сюда.
– Глагола «ехай» в русском языке не существует, – не
утерпела я.
– Послушай, – взвился Женька, – грамотная ты наша! У Лени
Максимова к тебе куча вопросов, неприятных!
– Каких, например?
– Стаса Комолова отравили.
Я чуть не упала.
– Да ну!
– Баранки гну! – заорал Женька. – Поднесли мужику лекарство
в таком количестве, что хватило бы на половину населения Москвы.
– Как же так? – забормотала я. – Кто? Когда? Мы же два часа
были вместе… Что же за отрава такая, которая столь долго действует?
– Очень даже быстро убивает, – отчеканил Женька, – только
глотнешь – и пишите письма, он и охнуть не успел.
– Но кто…
– Ты! – рявкнул Женька. – У наших сложилось твердое мнение,
что угостила парня ты.
– Я?! С ума сойти. Мы не знакомы совсем.
