Дети давно сидят дома, случайные прохожие тут не ходят, ни
Снап, ни Банди никого не обидят, если появится кто недовольный, мигом позову
мальчишек, пусть пока побегают.
Псы начали рыскать по незнакомой территории, я присела на пенек
и закурила. Столько дней прошло, а я нахожусь в тысяче километров от истины.
Сколько мне еще жить у Тины? Может, плюнуть на все и вернуться в Ложкино? Ага,
и оказаться в СИЗО.
Тут мое внимание привлек Снап, несущийся со всех лап с
какой-то тряпкой в зубах.
– А ну иди сюда, – велела я.
Вот они – прелести прогулки в мегаполисе. Ротвейлер нашел
помойку.
– Дай немедленно!
Снап положил у моих ног нечто красного цвета и довольно
буркнул:
– Гав!
Я присмотрелась. На земле лежало платье, нет, сарафанчик.
– Ты где взял эту вещь?
– Гав, – ответил Снапун и унесся в кусты.
Иногда Аркадий говорит, что в прошлой жизни Снапик был
маниакально аккуратной домашней хозяйкой. Ротвейлер просто не может видеть
разбросанную одежду. До того как Снап появился в доме, дети преспокойно
развешивали по стульям брюки, футболки, бросали на диване нижнее белье, а
Машкины колготки нередко оказывались в самом неподходящем для этого месте,
например, на журнальном столике. Но стоило появиться Снапу, как положение
изменилось коренным образом.
Молодые собаки, как правило, рвут вещи, грызут ботинки и
тапки, истребляют накидки, пледы, занавески… Наш ротвейлер был счастливым
исключением. Он ни разу не тронул ничьих тапочек, выставленных у двери, и мы не
могли нарадоваться на деликатного пса. Но потом начались странности.
Однажды Маня влетела в мою комнату и гневно заорала:
– Ты нарочно, да?
Я села в кровати, плохо соображая спросонья, в чем меня
обвиняют.
– В чем дело?
– Я опоздала в школу!
– А я-то тут при чем?
– Это что? – завопила Машка, тыча пальцем в пол.
Я свесилась с кровати.
– Джинсы.
– Именно! Мои штаны! Искала целый час, я великолепно помню,
что вечером повесила их на стул! Вот ты какая!
– Да что я сделала?
– Еще спрашиваешь! Принесла их в свою комнату и бросила!
От удивления я заморгала:
– Зачем бы мне делать такую глупость?
Машка оттопырила нижнюю губу:
– Тебе неймется дочь воспитывать! Небось хочешь, чтобы
аккуратно вешала вещи в шкаф!
Я оглядела свой брючный костюм, мирно валяющийся в кресле.
– Знаешь, мне бы и в голову такое не пришло.
– А как джинсы оказались в твоей спальне?
– Понятия не имею.
Не поверив мне, дочь вылетела в коридор, я только вздохнула.
Небось сама вчера тут их бросила. Но на следующий день с негодующим криком ко
мне влетела Зайка, и сцена повторилась, только теперь возле моего ложа
покоились туфли Ольги. Затем количество вещей стало увеличиваться: кофты
Манюни, ее перчатки, трусики, колготки и юбка Зайки, рубашки Кеши, его носки…
Все оказывалось в куче на ковре возле моей кровати. Каких только прозвищ не
надавали мне домашние! Фетишистка – это самое невинное из того, что я слышала
от них, когда сын, дочь и Зайка находили свои шмотки у меня. Я пребывала в
глубочайшем изумлении и однажды ночью, закрывшись с головой одеялом, устроила
засаду.
Представьте мое удивление, когда я увидела, что вещи в
комнату складирует Снап. Через месяц мы поняли: ротвейлер органически не может
видеть одежду, висящую на стульях. Если кто-нибудь забывался и оставлял
болтаться на спинке стула рубашку, через полчаса она оказывалась в моей
спальне, на полу у кровати. Отчего Снап выбрал это место в качестве склада,
было непонятно. Может, он, считая меня главной хозяйкой, предполагал, что я
начну убирать все в шкафы? Надо сказать, он не просчитался. Куча
разнокалиберных нарядов на полу раздражала меня, и волей-неволей приходилось
развешивать их в гардеробе.
Послышался топот, и Снап прибежал назад. На этот раз он
волок мужские брюки, довольно хорошего качества, почти новые, только сильно
измятые. Даже странно, что такую приличную вещь выбросили на помойку.
– Немедленно прекрати, – разозлилась я, – лучше гуляй
по-быстрому! Тут тебе не Ложкино, а Москва. Возле мусорного контейнера еще не
то найтись может.
Снапик взвизгнул и улетел. Я достала сигареты. Ну Машка, ну
придумала! Надо завтра же отправить ее с псами домой.
Земля задрожала под ногами. Это возвращался ротвейлер. Через
секунду он бросил к моим ногам рубашку, светло-серую, с короткими рукавами,
явно принадлежавшую ранее крупному мужчине. Я возмутилась:
– Ты решил сюда всю помойку перетаскать? Гуляй давай.
Снапун улетел прочь. Банди, вдохновленный примером приятеля,
решил тоже порыться в отбросах. Не успела я сделать шага по направлению к
кустам, как пит выскочил из зарослей, таща в зубах целую кучку нижнего белья:
лифчик, трусики и носки.
Обозленная сверх меры, я дошла до довольно густых зарослей и
крикнула:
– Эй, вы, а ну-ка прекратите безобразие.
– Простите, – ответил густой бас.
От неожиданности я чуть было не свалилась наземь. Это кто же
из моих собак заговорил по-человечески? Снап? Не успело изумление пройти, как
Бандюша выставил из листвы треугольную черную морду и разинул пасть.
– Извините, бога ради, но получилась идиотская ситуация…
Я шагнула назад, зацепилась за какую-то ветку, чуть не упала
и промямлила:
– Знаешь, Бандюша, лучше будет, если станешь обращаться ко
мне на «ты». Во-первых, мы много лет знакомы, а во-вторых, если откажешься, мне
тогда тоже придется обращаться к тебе в форме третьего лица множественного
числа, а это, согласись, странно.
– Но я вижу вас в первый раз!
Я возмутилась:
