Перестройка принесла с собой иные песни. И теперь, входя на
рынок, я старательно ищу среди торговцев человека со славянской внешностью. Мне
жаль женщин и детей, бегущих из разгромленных городов и сел Кавказа, мне все
равно, кто они по национальности, просто, увидав в новостях колонну беженцев с
узлами и младенцами, я мигом представляю себя на месте какой-нибудь из этих
теток, но… Но продукты предпочитаю покупать «у своих». Глупо, правда? И тем не
менее я перестала ходить в магазин на станции возле Ложкино, когда там за
прилавками появились широко улыбающиеся «лица кавказской национальности». Мне
неприятна произошедшая со мной метаморфоза, но, боюсь, если Анька с Ванькой
поинтересуются через пару лет: «Кто такие чеченцы? – я не сумею спокойно, как
Фася, ответить: «Это жители Чечни. Там много солнца, поэтому они темноволосые и
черноглазые, со смуглой кожей»…
– Пропали у жильцов вещички, – продолжала вещать соседка, –
ну да ничего, они не бедные, купят себе новые! Вот Саню жаль, хоть и пьянь
беспробудная. Ежели выживет, куда ей возвращаться, а?
– А, чтоб она сдохла поскорей! – заорала заплаканная тетка,
стоявшая возле неаккуратно связанных узлов. – Хорошо тебе всех жалеть, сама на
другом этаже живешь! А мне каково? Кто мою квартиру отремонтирует? Я за что
страдаю? Да чтоб ей, алкоголичке чертовой, уснуть и не проснуться! Чтобы у нее
руки-ноги поотваливались, чтоб…
Слушая отчаянные проклятия, я пошла в сторону метро.
Ей-богу, впору самой кричать: «Что делать? Что делать?»
Домой я вернулась совершенно разбитая и очень обрадовалась
тому, что в прихожей меня встретили только собаки. Разделив между ними
купленный по дороге пакет чипсов, я заглянула в ванную. Так, сейчас поставлю на
унитаз тазы и ведра, потом напущу теплой воды, разведу в ней пену… Впрочем,
пены нет. Ладно, обойдусь. Просто залягу в ванну и спокойно поразмышляю.
Нацепив на себя халат, я вымыла чугунную емкость, открыла
краны и стала смотреть, как тугая прозрачная струя весело бьет по эмали. Но не
успела вода наполнить и половину ванны, как раздался звонок в дверь и понесся
лай собак.
Я со вздохом вернулась в прихожую. Ванна отменяется,
придется обойтись душем на скорую руку. В небольшой квартирке с совмещенным
санузлом можно понежиться в теплой водичке, только если находишься в
одиночестве, потому что стоит лишь погрузить тело в пену, как из коридора послышится
нервный крик: «Долго еще? В туалет хочу».
Можно, конечно, ответить: «Входи, у меня занавеска
задернута».
Но, согласитесь, это уже не то удовольствие, когда знаешь,
что в любой момент могут ворваться домашние.
Покорившись судьбе, я распахнула дверь и увидела довольно
полную старуху, облаченную в темно-фиолетовую пижаму. Волосы пожилой женщины
были аккуратно уложены в старомодный пучок, и пахло от нее не перегаром, а
духами, которые любила Фася, кажется, их название «Серебристый ландыш».
– Тиночка, – ласково сказала бабуся, – вот, опять письмо от
Лаврика пришло.
И она зачем-то протянула мне белый конверт. Я машинально
взяла послание, адресованное Гнеушевой Ларисе Филипповне.
– Простите, но оно не нам адресовано! Ларисе Филипповне!
– Конечно, – ответила дама, – это мне Лаврик прислал. Или
ты, Тиночка, сейчас занята?
– Я не Тина.
– А кто? – удивилась Лариса Филипповна.
Решив не объяснять ситуацию, я просто ответила:
– Родственница ее, приехала ненадолго.
– Тиночка когда вернется?
– Только завтра утром.
– Ай, какая жалость, так долго ждать, – расстроилась дама.
На ее приятном лице появилось выражение такого расстройства,
что я не утерпела:
– Может, я могу чем помочь?
– Голос у вас, как у Тины, милый такой, – пробормотала
Лариса Филипповна. – Давайте я объясню, в чем дело!
Я посторонилась. Душ тоже отменяется, пожилые люди, как
правило, болтливы, быстро мне не отделаться.
Лариса Филипповна не оказалась исключением. Удобно
устроившись на диване, она сначала принялась восторгаться собаками:
– Ой, какие славные! У меня тоже была такса, Джулия, только
скончалась от старости, а другую завести побоялась, мне уже семьдесят пять,
живу с внуком, Лавриком…
На мою голову вылился целый фонтан интересных, но абсолютно
ненужных сведений.
Лариса Филипповна бывшая актриса, не из звезд, но имела на
вторых ролях успех, получала букеты и письма от поклонников. К сожалению, муж
ее рано умер, дочку Лариса Филипповна поднимала одна. Потом та выскочила замуж
и родила мальчика, названного в честь покойного деда Лаврентием. Но не зря
говорят в народе, что младенцам нельзя давать имена умерших родственников,
счастья не будет.
Через год после появления на свет Лаврика умерла его мать,
зять Ларисы Филипповны, хоть и был милым человеком, вдоветь долго не захотел,
женился вновь и напрочь забыл о сыне. Но бывшая актриса не очень сожалела о
супруге дочери, вся ее жизнь превратилась в служение Лаврику.
Естественно, он не ходил в детский сад. Бабушка за ручку
водила мальчика в бассейн, на занятия немецким языком, в музыкальную школу.
Лаврик рос тихим, беспроблемным, немного вялым. Вместо
активных игр – футбола, салочек и казаков-разбойников – он любил книги,
головоломки и склеивание моделей. Потом бабушка поднапряглась и купила любимому
внуку очень дорогую игрушку – компьютер. Стало понятно, что Лаврик нашел себя.
Кроме монитора, его теперь не интересовало ничего.
Лариса Филипповна не могла нарадоваться на внучка. У других
в домах молодые парни пьют, курят, водят размалеванных девчонок и ругаются с
родителями. Лаврик же вечера просиживает дома и ластится к бабушке, словно
теленок. Одна беда, в аттестате у него в десятом классе оказались сплошные
тройки, имелись лишь две пятерки – по информатике и поведению.
Поняв, что ее любимый мальчик может не поступить в институт,
Лариса Филипповна предприняла воистину героический поступок. Она продала
роскошные четырехкомнатные апартаменты в центре, приобрела квартиру в
«хрущевке» и заплатила пронырливому доценту, пообещавшему без всяких проблем
провести Лаврика между рифами вступительных экзаменов.
Жуликоватый преподаватель не подвел. Лаврик оказался на
первом курсе, с блеском выучился всем тонкостям компьютерной науки, получил
диплом, его взя-ли на работу в преуспевающую фирму, дали отличный оклад, но
тут…
