– Еще бы. Только никакая я не прозорливица. Галина
Феоктистовна в жизни бы ко мне клиентов посылать не стала, злая она очень! Мне
знаете когда правда открылась?
На всякий случай я ответила:
– Нет.
– Недавно совсем, – пояснила Тамара Павловна, – произошла
странная история.
– И какая?
– Мигрень меня схватила, дело обычное, – спокойно
рассказывала капельдинерша. – Раньше меня всегда Вадим выручал, но последнее
время, сами понимаете, он уже ни на что не годился, хотя в тот день неожиданно
собрался и поехал в консерваторию.
Тамаре Павловне было не по себе. Мало того что ее крутила и
ломала болячка, так еще сердце ныло из-за зятя. Раньше она безоговорочно
доверяла ленивому, но интеллигентному родственнику. Вадя любил музыку и, не
имея денег, чтобы заплатить за билеты, с удовольствием заменял тещу. Да и
работа была вполне в его вкусе. Стой себе с пачкой программок в руках да
показывай VIP-посетителям их места. В директорской ложе кресел раз, два и
обчелся, это не по основному залу бегать.
Но после того как Тамара Павловна узнала, что зять наркоман,
всякое доверие к нему пропало, но делать нечего, приходилось прибегать к
услугам Вадика, уж очень не хотелось терять место, слава богу, за последний год
мигрень не часто укладывала ее в койку, да один раз, смешно кому сказать,
Тамара Павловна поскользнулась на отчего-то ставшем скользким линолеуме в
прихожей и сильно ударилась лицом о калошницу. Вадя в тот день проявил
настоящее сострадание к теще, помог дойти до кровати, уложил, принес таблетку
анальгина и велел:
– Отдохните, Тамара Павловна, я съезжу в консерваторию,
заодно музыку послушаю.
Анальгин подействовал самым странным образом, капельдинерша
заснула, наверное, от страха, уж больно она испугалась, когда пол вдруг сам
собою поехал из-под ног. Хорошо еще, что Вадим оказался дома, он даже был во
вменяемом состоянии. Правда, Тамара Павловна немного насторожилась, когда зять,
укладывая ее в постель, понес чушь. Подсовывая теще под голову комкастую
подушку, Вадя бормотал:
– Аннушка масло уже пролила.
– Кто? – забеспокоилась капельдинерша. – Какое масло?
– Ерунда, – усмехнулся Вадя, – спите спокойно…
– Когда же с вами неприятность произошла? – тихо спросила я.
– Упала я седьмого числа, – ответила Тамара Павловна, – да
это к нашему делу отношения не имеет, о Соне узнала на пару дней раньше.
Мигрень случилась.
Обычно болячка мучает женщину сутки, а тут возьми да отпусти
в пять вечера. Вадим уже уехал в консерваторию, но теща посчитала непорядочным
оставаться дома, быстро собралась и рванула на работу. Успела к середине
первого отделения. Вадим удивился, «сдал пост» и уехал.
Тамара Павловна спокойно сидела в «предбаннике», вдруг
тихонько отворилась дверь, но не та, что вела в фойе, а другая, через которую
можно было выйти на служебную лестницу, и тихий, совсем детский голосок
прошептал:
– Вадюша, извини, как узнала, что ты тут, сразу стала
собираться, да мама велела…
Продолжая говорить, девочка вошла, и Тамара Павловна увидела
худенькую девушку с огромными, словно плошки, глазами.
– Ой, – осеклась вошедшая и сдуру ляпнула, – а где Вадик? Он
же свою заболевшую тещу заменяет?
– Я выздоровела, – сухо сказала капельдинерша.
Девчонка развернулась и опрометью бросилась назад. Тамара
Павловна очень спокойный, приветливый, благожелательно настроенный ко всем
человек, но сейчас в ее голове зароились самые неприятные подозрения. Девчонка
пришла по служебной лестнице, и это говорило о том, что она родственница кого-то
из работников. Но вот кого?
Выяснение ответа на этот вопрос заняло пару секунд. Недолго
думая, Тамара Павловна спустилась следом. На первом этаже, у двери, ведущей на
служебную лестницу, всегда сидит охранник.
– Володя, – улыбнулась капельдинерша, – тут мимо тебя
девушка не проходила? Худенькая, светленькая, глаза такие огромные.
– К бабушке побегла, в гардероб, – пояснил секьюрити,
перекатывая во рту жвачку.
– К кому? – переспросила Тамара Павловна.
– Так к Розе Михайловне, это ее внучка, Сонечка, студентка
наша, – охотно пояснил Володя.
Тамара Павловна медленно пошла в раздевалку. Девица и впрямь
стояла возле вешалки. Увидав капельдинершу, Соня стрелой метнулась в глубь
помещения, а Роза Михайловна, надев на лицо самую сладкую улыбочку, принялась
кивать головой:
– Здравствуй, Тамарочка, а что, у нас уже антракт?
Глаза самой старой работницы гардероба бегали из стороны в
сторону, руки нервно постукивали номерком по прилавку. Тамаре Павловне все
стало ясно.
– Нет, – сохраняя самообладание, сказала она, – у нас еще
первое отделение, меня послали за водой в буфет.
Взяв совершенно никому не нужную бутылку газировки «Шишкин
лес», Тамара Павловна прошла в директорскую ложу. Во второй части концерта
давали Моцарта, и под чарующие звуки маленькой ночной серенады женщина
предалась грустным мыслям.
Роза Михайловна не раз громко и с удовольствием рассказывала
о своей внучке Сонечке. Девочка ходила в центральную музыкальную школу и явно
была подающей надежды скрипачкой. В прошлом году она поступила в консерваторию,
и Роза Михайловна теперь не упускала возможности ввернуть в любой разговор
фразу типа:
– Моя внучка учится в классе у профессора Обнорского. Ах,
скрипка такой капризный, непредсказуемый инструмент!
Никогда не видя Соню, Тамара Павловна великолепно знала
девушку. Та, по словам Розы Михайловны, обожала Сорокина, бегала в музей
изобразительных искусств, а на выходные могла отправиться в Питер, чтобы
побывать в Эрмитаже.
– Такая несовременная, – восторженно сообщала Роза
Михайловна каждому, кто был готов слушать про ее обожаемую внучку, – прямо
беда. У других девочек ее возраста вечно любовь на уме и наряды, а Сонечка
думает лишь о скрипке.
Но, видно, пожилая гардеробщица ошибалась. Мысли девушки
занимали не одни экзерсисы, в них нашлось место и для Вади.
С тяжелым вздохом Тамара Павловна была вынуждена признать,
что ее Карина не выдерживает никакого сравнения с Соней.
