– Почему не убить самого Штока? – спросил Курт тихо, и обер-инквизитор согнал с лица улыбку. – Так ввергнуть экономику Кёльна пусть во временный, но stupor
[45]
, было бы проще. Почему не заварить кашу посерьезнее – не прикончить бюргермайстера? Всем известно, как он благосклонен к Друденхаусу. Да, есть надежда, что, лишившись сына и не дождавшись от нас результата в расследовании, он несколько к нам охладеет… однако же не проще ли было бы убрать его? Тогда было бы все – и шумиха, и избавление нас от столь полезного союзника, и ропот среди горожан.
– Убиты дети, – возразил Ланц убежденно. – И не просто зарезаны или удушены, абориген; дети убиты с такой жестокостью, каковая и в убийствах взрослых не часто замечена. Полагаешь, не повод роптать на наше бессилие?
– Почему именно дети, не их родители?
– Потому что нераскрытое дело с убитыми детьми подорвет нашу репутацию, может быть, сильнее, нежели порушенная по нашей вине экономика всей Германии, вместе взятой. Причем во всех, как это принято выражаться в официальных отчетах, «слоях населения»; ведь, как я понял, даже твой приятель-головорез не остался вполне безучастен к происходящему?
– Вот теперь, Вальтер, я чувствую себя лучше: со мною спорят.
– Не согласен? – вскинул брови обер-инквизитор, и Курт пожал плечами:
– Мне нечего возразить – вот что главное. Но думать об этом буду.
– Так или иначе, версия выглядит весьма правдоподобной, – вмешался Райзе уверенно. – И если мы решим развивать именно ее, следует подумать о том, как и от кого информация о связи академиста с ворьем Кёльна просочилась к ним, кто бы они ни были.
– Если принять вашу версию… – Бруно встретил направленные на него недовольные взгляды стоически, вскинув голову и распрямившись, и продолжил уже тверже: – Всего лишь хотел заметить, что это – formula falsa
[46]
. Если принять вашу версию, никуда она не просачивалась – просто обладающий этой информацией сам и является участником этих преступлений.
– Как ни назови, – раздраженно кивнул Райзе, – это дела не меняет. Смысл остается прежним: необходимо отыскать обладающего этими сведениями и…
– И все равно, – оборвал его Курт, – остается тот, кто связан со старыми кварталами напрямую, кому известны подробности их жизни, кто знает, где собираются подобные Финку личности и, главное, – где с надежностью можно найти его самого. Наши подозрения не отменяют того факта, что в этом деле все же замешан некто из кёльнского дна. Если еще можно поспорить о том, в самом ли деле имеется в этом случае факт предательства со стороны Конгрегации, то участие близкого к Финку человека сомнению не подлежит.
– Да брось, – поморщился Бруно почти брезгливо, пренебрежительно фыркнув, точно кот, окунувший морду в корзину с пухом. – Такие ли уж тайны?
– Такие, – возразил Курт уверенно. – Даже – прошу прощения, что в третьем лице – Вальтер не знал о самом существовании «Кревинкеля», не говоря уже о названии или о том, кого там возможно увидеть. И если моя версия верна, то нам следует призадуматься над тем, что Конгрегация до сей поры не имеет в своих союзниках агентов среди преступных низов, в то время как у наших противников они есть. Что удручает.
– Собственно говоря, – вновь заговорил Бруно нерешительно, – наличие малефиков всех мастей в этом… сообществе есть факт; лишь припомнить, сколько рассказано было путешествующими купцами и охраной обозов о том, как их ограбили с применением странных методов, или же обычными горожанами о том, как к ним подходили спросить дорогу – и после они обнаруживали себя на окраине города с пустой головой и кошельком… Не думаю, что каждый из этих рассказов выдуман.
– Не выдуман, ты прав, – согласился Курт, – эти ребята быстро сообразили, как поправлять свои дела. Однако обыкновенные преступники и наши подозреваемые – они разного поля ягоды. Размах разный. Соответственно, разные и сферы общения; говоря проще, они редко пересекаются. Для чего этим парням лишние проблемы и увязания в государственных заговорах с риском подставиться? Им и без того неплохо живется. Кроме того, в Кёльне подобного не замечалось уже давно – десяток лет назад проведенная чистка и этих тоже зацепила, походя. Здесь просто: это типичный агент – купленный, запуганный и прочее – среди знакомых Финка и предатель в попечительской службе.
– Следует запросить список – поименно всех тех, кому ведомы подробности прошлого дознания, – вздохнул Керн обреченно. – Обращусь напрямую к старине Рихарду, безо всяких официальных бумажек и лишних свидетелей; пускай отпишет мне обо всем, что знает попечительский отдел.
– Corruptio
[47]
, – передернул плечами Бруно. – Я всегда знал, что на ней мир держится…
– Да заткнись ты, ради Христа! – в один голос оборвали его Ланц и Райзе; подопечный снова фыркнул, отвернувшись к окну, и Курт с усмешкой качнул головой:
– Нет, Бруно, коррупция – это у тех, кто против нас, а у нас – «применение нестандартных методик дознания»… Стало быть, так, Вальтер, – подытожил он столь решительно и твердо, что на миг почудилось, будто Керн вот-вот вытянется в струнку, поднявшись из-за своего стола. – Вы свяжетесь с главой попечительского отделения, в самом деле, тайно и без шума, я же напишу собственный запрос – в академию. Насколько мне известно, столь подробной информацией о моих связях обладают лишь двое из святого Макария, и обоим я верю, как себе самому, если не более, однако, когда эта самая информация существует в письменном виде, то она уже перестает быть секретной… Если на мой запрос отец Бенедикт ответит «да, существует», то шерстить надо будет тех, кто имеет к этим записям доступ. Кстати сказать, Вальтер, не объясняйте своему приятелю, в чем дело, не вдавайтесь в подробности – просто попросите его перечислить все то, что им известно; особенно уточните – «всё». Если майстер Мюллер не понапрасну занимает место главы кураторской службы, он вас поймет.
– Слушаюсь, – усмехнулся обер-инквизитор, и Курт смешался, неловко кашлянув и опустив голову.
– Прошу прощения… – пробормотал он смущенно, – увлекся…
– Давай, давай, – отмахнулся Керн, глядя на подчиненного, словно на новый витраж в часовне Друденхауса, внезапно появившийся на месте старого неведомо откуда. – Дерзай.
– Да… – все еще с некоторым смятением кивнул он, едва не позабыв, что намеревался высказать еще. – Кроме того, полагаю…
– Уйди с дороги!
Голос, раздавшийся на пороге закрытой двери, прозвучал ожесточенно, упрямо и так громко, что Курт болезненно сморщился, тотчас и безошибочно поняв, что за посетитель отпихнул с пути стража Друденхауса, попытавшегося доложить о его приходе.
Бюргермайстер был зол, бледен и напряжен, и по тому, что в лице его не пребывало и тени печали, столь же бессомненно ясно было и то, что о последних событиях он еще ничего не знает.
