— Мы нашли комнату, где нам никто не помешает. Пожалуйста, пройдемте сюда, — сказал Кранц после того, как дал Меер возможность побыть несколько минут наедине с телом отца.
На столе посреди комнаты в стеклянной вазе стоял букет увядших маргариток. Рядом были разбросаны кубики детской мозаики. Следователь Фиске, с которым Меер познакомилась почти неделю назад после ограбления квартиры ее отца и убийства Рут, уже ждал, что-то записывая в блокнот, и при виде молодой женщины его печальные глаза бассета наполнились сочувствием.
— Понимаю, вам сейчас очень тяжело… — начал он.
Меер, кивнув, быстро заговорила, поскольку выслушивать соболезнования было еще слишком рано.
— Я под подозрением?
— Нет.
Кранц и Шмидт стояли у нее за спиной, не садясь за стол.
— Почему они стоят у двери? Караулят, чтобы я не удрала?
— Я не опасаюсь вашего бегства. Они здесь, для того чтобы вас защитить.
— Не слишком ли поздно?
Фиске попытался скрыть свою реакцию, принявшись писать что-то в блокноте, но от Меер не укрылось, как он вздрогнул.
— Но мы следили за вами, — сказал он.
Меер была поражена.
— Почему?
— Узнав о том, что произошло в Бадене с вами и Себастьяном Отто, мы приставили к вам людей, но вам удалось оторваться от них, когда вы вскочили в трамвай и оставили на остановке не только Малахая Самюэльса, но и полицейских, наблюдавших за ним.
Меер словно снова почувствовала пальцы Себастьяна, стиснувшие ей руку, увлекающие в тронувшийся трамвай. Тогда она поверила ему, когда он сказал, что пытается скрыться от тех, кто напал на них в лесу, от тех, кто хочет использовать ее, чтобы найти флейту. Поверила, что они случайно потерялись с Малахаем в парке Ратхаус. Но теперь девушка думала иначе. Затащив ее в трамвай, Отто обманул Малахая и полицейских, следивших за ними. Был ли это тот самый момент, когда он перешел от того, чтобы ей помогать, к тому, чтобы любыми средствами добиться желаемого? Или же это, как сказал Себастьян в подземном склепе, случилось тогда, когда она отказалась сыграть на флейте?
У Шмидта зазвонил сотовый телефон, и он ответил. Тем временем Кранц задал Меер еще несколько вопросов о том, что произошло в потайном подвале под зданием Общества памяти, однако та умолкла на середине, услышав, как Шмидт произнес имя «Себастьян».
— В чем дело? — спросила она Кранца.
— Не понимаю, о чем… — начал было отвечать тот, но в этот момент Шмидт захлопнул свой аппарат.
— Себастьяна Отто нет в клинике Штейнхофа. Он не появлялся там с позавчерашнего дня, но полчаса назад позвонил в комнату дежурных медсестер. Наш человек разыскивает ту медсестру, с которой разговаривал герр Отто. Похоже, она отправилась совершать обход.
Меер представила Себастьяна на месте своего отца — искателя приключений; в него стреляли, арестовывали, а он тайком переправлял сокровища через границу… ее отец пошел бы на все, чтобы ей помочь. Нарушил бы любые законы. Совершил бы любое преступление.
— Господин следователь, сегодня вечером в филармонии дается особенный концерт. Полагаю, его будут транслировать по радио, не так ли?
— Думаю, да.
— Вы можете это уточнить?
Шмидт недоуменно наморщил лоб.
— Почему вас это так интересует?
— Пожалуйста…
Обернувшись, Шмидт спросил по-немецки Фиске, и тот ответил по-английски:
— Да, концерт будет передаваться в прямой трансляции.
— Сколько сейчас времени? — Свои часы Меер потеряла в подземелье.
— Почти семь вечера, — ответил Кранц.
— Нам нужно ехать в концертный зал. Вот где Себастьян. Я должна с ним поговорить… остановить его.
ГЛАВА 88
Четверг, 1 мая, 19.18
Пальцы Давида Ялома лежали на детонаторе, теребя его так, словно это было кольцо на пальце его жены, которое он крутил и крутил, когда они сидели в темном зрительном зале, смотря фильм или слушая концерт. Среди тех, кто находился наверху, тех, кому предстояло погибнуть при взрыве, были люди, которых Давид знал лично. Том Пакстон, Билл Вайн и еще десятки других руководителей спецслужб и глав правоохранительных ведомств со всего мира — на протяжении многих лет он брал у них интервью, писал о них статьи. И вот сейчас они сидели в зрительном зале и слушали концерт, даже не догадываясь о том, каким величественным финалом завершится сегодня Третья симфония Бетховена.
В 21.50 компьютер Ялома отправит по электронной почте серию его статей одновременно в три ведущие мировые газеты. Манифест, написанный им, станет исповедью, пройти мимо которой не сможет никто. Основные факты — кто, когда, где и почему взорвал конгресс МАСБ в Вене — будут изложены, как давным-давно научился этому на журналистском факультете Давид, — четким, предельно ясным языком, каким всегда отличались его статьи. И только те, кто останется в живых, смогут рассудить, стоила ли жертва, принесенная израильским журналистом, поставленных целей.
Первая часть завершилась, последовало несколько мгновений тишины, и затем величественная симфония снова заполнила подземную пещеру, заглушая шорох крыс и биение сердца Давида.
Он представил себе, как в зрительном зале в плюшевых креслах сидят его дети и все члены его семьи, уронив программки на пол или скомкав их в руке, и сосредоточенно слушают божественную музыку, полузакрыв глаза. Меньше чем через час взрыв уничтожит его самого — и в то же время возродит к жизни. Он превратится в воспоминание, каким сейчас являются все его родные, и они все вместе снова встретятся в прошлом. Теперь Давид чувствовал, что они совсем близко. И близко конец, конец всему. Впервые за много месяцев его напряженные нервы распутались, разгладились; музыка успокоила его, музыка и сознание того, что даже если его сейчас и обнаружат, он все равно успеет нажать детонатор.
Ему понадобится всего несколько секунд.
И, возможно, большего у него и не будет, потому что те, кто его ищет, были уже совсем близко. Теперь Давида отделял от них всего один слой каменной кладки. Он предположил, что это были люди Пакстона, потому что они говорили по-английски с американским акцентом, однако полной уверенности у него не было. Возможно, их нанял Абдул Ахмед, чтобы они выследили его в подземных катакомбах. Но они были близко. Это не вызывало сомнений. Ялом слышал их голоса, доносящиеся из колодца, чувствовал, что они подходят к нему все ближе и ближе.
На самом деле ему даже хотелось, чтобы это оказались люди Тома Пакстона; в глубине души он надеялся, что они его обнаружат, перехитрят. Докажут, что на этот раз их мышеловки оказались такими совершенными, как они и утверждали. Докажут, что шагнули вперед, извлекли урок из трагедии, случившейся полтора года назад. В свое время на журналиста произвел впечатление дерзкий американец, бесконечно уверенный в своих способностях, и вот сейчас ему хотелось, чтобы хорошие взяли верх, хотя бы один раз.
