Утром в понедельник супруги мирно завтракают вместе и всю
неделю живут душа в душу до следующего выходного.
Но день, когда я посетила Катьку, был средой, и Симонян
искренне удивилась.
– Арамчик! С какой стати ты сегодня ездил к Розе Варкесовне?
Супруг затопал ногами.
– Не трогай мою маму! Лучше сыном займись! Глянь на стол.
Я невольно посмотрела туда, куда указывал разозленный муж, и
ухмыльнулась – на скатерти громоздилась пара отвратительно здоровых ботинок.
– Они чистые, – бросилась защищать мальчика Катя, – я только
сегодня купила. Эдик их еще не надевал.
– Туфлям место в прихожей, – завопил Арам, – немедленно
убери, пока я их из окна не швырнул.
Катька фыркнула, но встала, взяла штиблеты и понесла их в коридор.
– Безобразие, – воскликнул Арам и убежал, правда, ненадолго.
Спустя несколько мгновений он вернулся, таща в руках ржавую,
грязную трубу, то ли глушитель, то ли еще какой кусок от «Жигулей». Сопя от
напряжения, Арам водрузил железку на обеденный стол и ушел. Я расхохоталась, на
мой взгляд чистые, ненадеванные ботинки куда лучше покрытого копотью
металлолома. Хотя и обуви, и запчастям явно не место среди чашек и тарелок.
Поэтому сейчас Катьке незачем петь про беспорядок, она в нем
постоянно живет.
– И чего ты хотела? – недружелюбно спросила Симонян.
– Голова очень заболела, – соврала я, – ехала как раз мимо
твоего дома. Дай, думаю, загляну, таблеточку попрошу, небось найдется
что-нибудь типа аспирина…
На лице Катьки отразилась мука, видно было, как в душе
Симонян сейчас идет битва. С одной стороны, ей дико не хотелось впускать меня,
с другой – неприлично отказать хорошей знакомой в такой малости, как аспирин.
Воспитание победило, Симонян навесила на лицо улыбку.
– Вползай.
– Спасибо, – защебетала я, – ей-богу, я ненадолго!
Аспирина у безалаберной Катьки не обнаружилось, Симонян
подвигала ящичками и заявила:
– Нету таблеток.
Я обрадовалась.
– Ерунда, наплескай мне чайку, и все как рукой снимет.
– Зато имеется вот это! – торжествующе заявила Катерина,
выуживая из недр шкафчика яркую упаковку. – Классная вещь, со вкусом банана.
Подавив отвращение, я опустошила стакан, в котором шипела
жидкость неприятного, резко желтого цвета. Странное дело, я очень люблю бананы,
готова есть их целыми днями, но почему все лекарства с банановой отдушкой имеют
столь мерзкий вкус? Вот загадка.
– Легче стало? – осведомилась Катька.
– Просто оживаю, – пробормотала я и схватила со стола
карамельку.
Может, сумею забить невероятные ощущения во рту?
– Это погода, – вздохнула Симонян, – то холодно, то жарко.
– Я не метеозависима, просто понервничала.
Глаза сплетницы Катьки вспыхнули огнем.
– С невесткой поругалась? – с надеждой воскликнула она. –
Или с детьми чего случилось?
– Слава богу, нет!
– И по какой причине дергаешься? – не успокаивалась Катя. –
Заболела, да?
– Никак не могу Звонареву из мыслей выбросить!
Симонян всплеснула руками.
– Во жуть! Костя просто Отелло. Хотя я Милку предупреждала:
будь осторожна, неровен час просечет и накостыляет по шее. Но то, что он ее
жизни лишит, я и в голове не держала. Скорей уж Милка должна была его
пристрелить, сколько раз тут сидела и плакала: «Он меня не любит, на сторону
глядит, небось любовницу завел. Узнаю правду – убью его».
Катька схватила чайник, вытащила из коробки пакет, плюхнула
его в кружку и плеснула сверху воду. Ниточка с бумажкой моментально утонула в
кипятке, Симонян ножом поддела размокший листочек и поставила передо мной
чашку.
– Угощайся.
Я вздохнула, темную жидкость украшали разводы. То ли неряха
Катька взяла грязную посуду, то ли нож был в масле.
– Навряд ли Милка и впрямь хотела Костю убить.
Катька дернула плечом.
– Думаю, тебе о ее проблемах ничего не известно!
– Сделай одолжение, расскажи.
Симонян плюхнулась на стул.
– Ну слушай.
Я навострила уши, Катька самозабвенная сплетница, для нее
нет большей радости, чем растрепать всему свету о чужих тайнах.
– Помнишь небось, кем Милка работала? – с горящими глазами
воскликнула Симонян.
– Естественно, в кино снималась.
– Вот, ты прямо в корень проблемы угодила! Мила звезда, а
Костя кто? Так, не пришей кобыле хвост. Никому не известная личность, потом,
деньги, Мила очень хорошо зарабатывала…
Я пыталась спокойно слушать рассказ Симонян. Вроде Катька
говорит правду, Мила в последнее время красовалась на всех программах. Включишь
первый канал – Звонарева в бальном платье кружится в вальсе, нажмешь вторую
кнопку – снова Людмила, на этот раз в образе нищенки, переберешься на СТС –
здравствуйте, вновь она, скачет на лошади или рыдает, заламывая руки.
А еще Милу, киногеничную, интеллигентную, образованную,
охотно звали во всякие ток-шоу. Да и получала она очень хорошо, Костя не мог по
заработку сравниться с женой. Кстати, кем он работал? Я напрягла память. Вот
странно, точное место службы старого приятеля я не назову, знаю лишь, что у
него техническое образование и что служба Кости каким-то боком связана с авиацией.
Так что на первый взгляд Симонян права – удачливая,
обеспеченная жена и муженек, никому не известный инженеришка.
Но на самом деле ситуация обстоит по-иному! Востребованной
лицедейкой Мила стала всего пару лет назад, до этого она рыдала от счастья,
получив роль со словами: «Кушать подано».
Семью худо-бедно содержал Костя. Он мотался по
командировкам, гробил здоровье в самолетах, поездах и гостиницах, чтобы
прокормить и одеть трех баб: жену, маму и тещу. Впрочем, особого достатка у
Звонаревых никогда не имелось, Костя трудился «на унитаз». Но мне всегда
казалось, что Мила любит мужа, ну пусть не с такой страстью, как в первые годы
брака, но ее чувства, слегка потускнев, не исчезли вовсе.
