Долгие годы Даша Васильева являлась на службу ровно в девять
ноль-ноль, вставать приходилось за три часа до расчетного времени. Следовало
привести себя в порядок, умыться, покраситься, уложить волосы в подобие
прически, прогулять и покормить собаку, нарезать мясо кошке, вытолкнуть в школу
Аркадия, почистить на ужин картошку… Женщины, работающие по графику, очень
хорошо меня поймут. Спать хотелось всегда, в первой половине дня я пыталась еще
бороться с зевотой, но ровно в шестнадцать тридцать товарища Васильеву просто
уносило. Последние силы покидали несчастную преподавательницу, ноги делались
ватными, голова тяжелой, хорошо еще, если в этот момент я имела возможность
сесть. Где-то через полчаса усталость проходила, и я вновь обретала умение
ходить, улыбаться и разговаривать.
Но, слава богу, теперь у меня нет необходимости вылезать
из-под одеяла ни свет ни заря, поэтому я мирно дремлю, замотавшись в перинку до
тех пор, пока Хучик не начнет раздраженно скрести лапой дверь спальни, требуя
немедленно выпустить его во двор. А вот режиссер, похоже, типичный жаворонок, и
ему глубоко плевать на то, что в мире есть еще и совы.
До Волка я доехала за двадцать минут, никаких пробок на
дороге и в помине не было, основная часть шоферов появится на трассах позднее.
Поэтому настроение у меня было просто замечательным. Ну, Волк, погоди. Похоже,
тебе страшно хочется получить денег на сериал, а бесплатный сыр, как известно
всем, бывает лишь в мышеловке, дружочек. Сейчас вытрясу из тебя всю правду о
Миле Звонаревой, узнаю, кто велел тебе снимать в главной роли неизвестную
широкой публике актриску.
– Доброго денечка, душенька, – воскликнул Никита, впуская
меня в квартиру, – экая вы быстроногая, словно птичка!
Я оглядела шкафообразную фигуру, облаченную в стеганую
куртку с атласными лацканами и мешковатые штаны. Птицы вообще-то быстрокрылые,
с лапами у них беда. Если, на взгляд Волка, мои ноги похожи на рогульки,
торчащие из тела вороны или воробья, то это совсем не комплимент.
– И как мы с вами до сих пор не сталкивались? – плотоядно
воскликнул режиссер. – Ведь имеем кучу общих знакомых! Хотя Макс поведал, что
вы, прелестная малютка, настоящая затворница!
Я молча шла за Волком по бесконечному коридору. «Прелестная
малютка» – это уж слишком. Хотя, если учесть, что Никите по виду лет двести, я и
впрямь могу показаться ему несмышленой малышкой, младенцем, сидящим на мешке с
золотыми дублонами.
– Но все равно удивительно, – вещал Волк, входя в огромный,
обставленный старинной мебелью кабинет, – что мы даже ни разу не перебросились
парой слов.
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулась в дубовое, обтянутое
синим атласом кресло и ухмыльнулась. В среде творческой интеллигенции много
людей, страдающих от элементарного пьянства. Странное дело, ежели какой-нибудь
каменщик или плотник глушит водку, то его называют отвратительным алкоголиком,
не способным справиться с гадким пристрастием. На мужика ополчаются все: семья,
начальство, милиция… Но коли «огненной водой» наливается актер, режиссер,
художник или писатель, о, тут извините. Просто тонкочувствующая натура не
способна вынести подлости внешнего мира, она терзается муками творчества,
безумно устает, размышляя о судьбе планеты, и поэтому вынуждена снимать стресс.
Плотника мы осудим, а популярного артиста станем жалеть, ах он, бедненький, так
вымотался на съемках.
Но, на мой взгляд, никакой разницы между мужиками нет. И
тот, и другой отвратительные пьяные морды, избивающие жену, вгоняющие в могилу
мать и пугающие детей. Ну с какой стати представители так называемой творческой
элиты решили, что им можно все? На основании того, что при рождении, без всяких
усилий со своей стороны, получили от родителей определенный генетический набор,
талант, переданный предками? Впрочем, не слушайте сейчас меня, тема пьянства
больная для Дашутки, в моем анамнезе имеется муж-алкоголик, и честно скажу вам:
– Дорогие, уносите ноги прочь от того, кто любит бутылку.
Кем бы он ни был, хоть царем, счастья с ним не будет.
– Почему не разговаривали, – покачивая ногой, обутой в
замшевую туфельку, прищурилась я, – вчера весьма мило потолковали.
– Мы с вами? – изумился Волк, доставая из бара конфеты. –
Любите шоколад? Все бельгийский советуют, но, честно говоря, наш львовский
лучше. Вернее, Львов уже не наш, я это так по привычке сказанул, я-то как был
советским, так и остался.
– Привычка страшное дело, – ухмыльнулась я, – в особенности
коли приучаешься безостановочно глотать горячительное!
Никита осторожно поставил на стол коробку.
– Душечка, я плохо понимаю пока, о чем ведете речь?
– Вчера я оставила вам сообщение на автоответчике, у меня в
руках имелось пять номеров телефонов, но ни по одному режиссер Волк не был
доступен.
– Верно, – кивнул Никита, – я в монтажной сидел. Наивные
люди полагают, что основная работа происходит на съемочной площадке! О, как они
ошибаются…
– Я знакома с производственным процессом, – рявкнула я.
Волк слегка растерялся.
– Я сразу перезвонил вам, как прослушал запись.
– Точно! И начали материться!
– Я?
– Вы. Я очень удивилась! Ну почему вы так неадекватно
отреагировали на мое сообщение? Если не хотите снимать сериал, то никто вас не
заставит, отдам свои деньги другому…
Лоб Никиты покрылся мелкими каплями пота.
– И что я вам сказал?
– Извините, я не способна повторить ваши выражансы. Сейчас
очень сожалею, что приняла ваше предложение о встрече. Судя по цвету лица, вас
пинает похмелье, но меня еще больше настораживает иной факт: вы забыли о своем
хамстве. Ну как в таком случае я могу доверять вам съемки?
Дверь кабинета слегка скрипнула, ее приоткрыл сквозняк. Волк
подошел к створке, со всей силой шарахнул ею о косяк и мрачно сказал:
– Это не я звонил.
– Да ну? Кто же? Дух Александра Македонского? – скривилась
я.
Никита осторожно пригладил взъерошенные волосы.
– Я вообще не пью.
– Ага!
– Мною снято множество лент.
– Ага!
– По-вашему, алкоголик способен продуктивно работать?
Я стряхнула с брюк шерстинки, осенью наши собаки начинают
интенсивно линять, и, как ни старайся, выйдешь из дома в мелких волосках.
