– Не опоздала, однако, – вздохнула Машка, – в особенности
суперски с тортом получилось!
– Ничего я с ним не делала!
– Угу!
– Сгущенку не лила.
– Ага.
– Я его вообще не трогала!
– Ясно.
– Только полюбовалась на красоту и уехала. Честное слово! А
что случилось с бисквитом?
Маня прыснула.
– Я тебе верю, ты на самом деле его и пальцем не тронула.
– Точно.
– Вот это и обозлило Зайку сильнее всего!
– Почему?
– Муся, торт следовало испечь, – еле-еле выдавила из себя
девочка, пытаясь справиться с припадком смеха, – Ольга велела его в духовку
сунуть. С виду-то торт съедобным казался, но его не приготовили. Зая, еле-еле
пережив позор с салатами, выставила тортик, порезала его на куски, народ пошел
ложками угощенье ковырять, а коржи-то сырые! Правда, к тому времени люди уже
здорово наклюкались, по-моему, никто, кроме нас с Ольгой, и не заметил конфуза.
– Гости слопали сырой торт? – простонала я.
– Ага, – закивала Маня, – подчистую. Я, например, всегда
считала: главное – алкоголь. После третьего бокала коньяка народ способен
табуретку сгрызть.
– Ужасно! В салате сгущенка, а сладкое не готово!
– Муся, не парься.
– Надо пойти извиниться.
– Забей.
– Меня Зайка убьет!
– Не, – отмахнулась Маня, – к утру забудет, ты пока
потихонечку в спальню топай, я прикрою тебя. При посторонних Заюшка разборку
устраивать не станет, а там еще какая-нибудь фигня случится, и Ольга на другую
неприятность переключится.
Глава 16
Утром и впрямь, как обещала Маня, случилась фигня. Меня
схватила мигрень. Свернувшись клубочком, я лежала неподвижно, натянув на
раскалывавшуюся от боли голову пуховое одеяло. Только тот, кто как я регулярно
попадает в цепкие объятия болячки, поймет меня. Мигрень не имеет ничего общего
с головной болью. Это ужасная вещь, которая сопровождается тошнотой, ознобом и
полной невозможностью пошевелиться, потому что любое изменение позы вызывает у
вас желание умереть. Появляется мигрень внезапно, в самый неподходящий момент.
Вечером ложишься спать здоровой и веселой, а утром открываешь глаза и с ужасом
констатируешь – вот оно, накатило. Впрочем, у мигрени есть и положительное
качество: уходит она от вас так же быстро, как и приходит, исчезает, словно по
мановению волшебной палочки.
Стараясь не дышать, я притихла под одеялом. Господи, как мне
плохо! Бух! В голове фонтаном взвились разноцветные искры, в воздухе
отвратительно завоняло французскими духами.
– Незачем постоянно прятаться словно черепаха, – долбанул по
темечку резкий голос Зайки.
В лицо ударил свет, Ольга стащила с моей головы перинку.
– Тебе так плохо! – воскликнула она.
– Ужасно!
– Давай Оксану позовем.
– Нет, скоро пройдет, – простонала я.
– Лежи, лежи, – засуетилась Зайка и поцеловала меня в
макушку, – я думала, ты просто спишь.
Я чуть не скончалась от запаха парфюма.
– Ольгунчик, уйди, пожалуйста.
– Уже убежала, – прошептала Зайка и унеслась, не забыв
прикрыть меня снова с головой одеялом.
Потянулся бесконечный день, я несколько раз засыпала,
просыпалась и опять проваливалась в сон, мигрень раскаленным прутом торчала в
виске. Никакие лекарства от напасти не помогают, остается лишь терпеливо ждать,
когда липкие объятия боли распадутся и отпустят Дашутку. Я опять начала
дремать, но тут чья-то рука потрясла меня за плечо.
– Отстаньте, – прошептала я, – умираю.
– Дарь Иванна, – забубнила Ирка, – отзовитесь.
– Деньги в сейфе, открой и возьми сколько надо.
– Не, на хозяйство полно.
– Тогда дай умереть спокойно, – взмолилась я.
– К вам пришли, – заталдычила домработница, – гость.
– Скажи, что я заболела.
– Так я говорила, он не уходит!
Я со стоном сдернула с головы одеяло.
– Который час?
– Семь.
– Чего?
– Вечера.
– Дома есть кто?
– Собаки.
– А из людей?
– Только мы с вами.
– Выгони мужчину вон, пусть представится, оставит телефон,
позвоню, когда встану.
– Он говорит, что будет ждать хоть до завтра, инвалид
чертов.
Волна боли из головы стала скатываться вниз.
– Инвалид?
– Ну да! В кресле сидит и командует: «Немедленно приведите
Дашу, речь идет о необычайно важном деле».
Забыв про мигрень, я вскочила с кровати, накинула халат и
помчалась к лестнице, Ирка стала что-то кричать вслед, но ее слова были неразборчивы.
Ремизов находился в гостиной.
– Вижу, вы и впрямь заболели, – констатировал он, – сначала,
грешным делом, я подумал, что не желаете со мной общаться, вот и сочинили
отговорку. Извините, я уеду, встретимся завтра.
– Уже выздоровела, – ответила я, – что случилось?
– Я готов рассказать правду про Никиту, – тихо сообщил Олег.
Я изумилась до крайности.
– По какой причине? Еще вчера вы говорили, что вас может
повергнуть на сей поступок лишь кончина Волка!
– Позавчера, – поправил Ремизов.
– Вчера. Я была у вас вчера.
– Нет. Во вторник, а сегодня четверг.
– Среда.
Олег вытащил из кармана мобильный.
– Смотрите! Число, месяц, год.
– Год я помню.
– Уже радует, – безо всякой улыбки сообщил переводчик.
– Ира, – заорала я.
Домработница всунулась в гостиную.
