Энский не отсидел положенного срока до конца, был выдворен
из страны под давлением иностранной общественности, он обосновался в США, где
вскоре умер, отравившись консервами. И снова поднялся крик.
Правду никто не знает до сих пор. Сам ли Энский убил соседку
или на него повесили ее смерть. Может, он и впрямь задушил скандальную тетку, а
может… Что подсыпали в консервы? Кто? Вдруг в банке с ветчиной был ботулизм?
Ясно лишь одно – Энский умер. И такие коллизии в СССР случались не раз.
Соответствующие структуры хорошо понимали, главное не
допустить скандала. Успеть перехватить ту или иную личность, собравшуюся
передать за рубеж свое произведение. К сожалению, творческие люди, натуры
увлекающиеся, часто не умели держать язык за зубами, многие крепко дружили с
бутылкой. Опрокинув рюмашку-другую, писатель или поэт, сидя в буфете
Центрального Дома литераторов, трагически громким шепотом, каким говорило
старое поколение артистов Малого театра, это когда тихий голос Ильинского
долетал до ушей зрителя в последнем ряду партера, начинал рассказывать приятелю
о своих планах.
– Знаешь, дружок! Я написал убийственную штучку, правду
жизни. «Матренин двор»
[20] просто сказка по сравнению с моим романом. Теперь
хочу передать его в западное издательство.
Спустя несколько недель с этим прозаиком начинали
происходить дивные вещи. Он заболел и оказался в больнице, от него ушла жена, в
квартире начался пожар, а на дачу делали набег грабители. Вместе с вещами
безвозвратно исчезла и рукопись. Впрочем, бывало и иначе. Кое-кто погибал от
несчастного стечения обстоятельств. На одного литератора, главного редактора
крупного журнала, упала сосулька
[21]. Убить не убила, но сделала его
инвалидом, не способным писать книги, а на историка, некстати спросившего у членов
ученого совета: «Товарищи, вот думаю, по какой причине Германия, находившаяся в
состоянии войны с царской Россией, пропустила беспрепятственно по своей
территории запломбированный вагон с Лениным и откуда у большевиков взялись
огромные средства на подготовку революции?»– напали пьяные отморозки и ломом
перебили ему руки. Писать научные работы историк более не смог.
Комитет государственной безопасности не жаловался на
отсутствие штатных работников. Он был огромным пауком, который сплел сеть над
всей страной. Руководители Советского государства учли ошибки Сталина, в лагеря
теперь не сажали по каждому доносу, но приемная КГБ работала круглосуточно, все
письма и звонки, анонимные в том числе, обязательно проверялись. Но даже такая
отлично оснащенная, финансово богатая и разветвленная структура не сумела бы
получить всю необходимую информацию без помощников. Очень многие советские люди
«стучали» на сослуживцев, родственников, друзей. Мотивы были разными. Кто-то
был искренне возмущен антисоветскими разговорами, другой хотел «подсидеть»
начальника, третий мечтал выслужиться, чтобы получить без очереди квартиру,
машину или выехать на работу за границу. Но очень много было и тех, кого
попросту вынуждали стать внештатными сотрудниками КГБ.
Никита оказался из их числа, Иван Иванович сказал Волку
прямо:
– Помогаешь нам – жена летит в Америку на лечение.
Отказываешься – Вера умирает дома, даже не стоит пытаться решить в этом случае
проблему, больная никогда не покинет пределы СССР.
– Что мне делать? – заламывал руки Никита, глядя на друга.
– Соглашаться, – тихо посоветовал Олег.
– Вдумайся в свои слова! – завопил Волк. – Я – стукач!
Подслушивающий, подсматривающий мерзавец!
– Ты спасаешь жизнь любимой женщины, – напомнил Ремизов, – в
этом случае все средства хороши. И потом, может, еще ничего особого и не
потребуют.
– Уже попросили, – рявкнул Никита, – определили, так
сказать, круг обязанностей.
– И что?
– Взял сутки на обдумывание, – сказал Никита и вдруг
заплакал.
– Я бы не колебался, – вымолвил Олег, – коли есть хоть один
шанс на спасение Веры, его следует использовать. Ты только никогда не пей,
нигде и ни с кем, алкоголь развязывает язык. Если сам о сотрудничестве с Иваном
Ивановичем не разболтаешь, так никто и не узнает. Комитетчики умеют хранить
тайны, если правда вылезает наружу, то она вытекает не от профессионалов, а от
самих внештатных сотрудников.
Никита молча смотрел в окно.
– Послушай, – вдруг спросил Ремизов, – если бы у тебя
спросили: «Волк, отдай жене половину своей жизни, проживешь, допустим, не сто
лет, а пятьдесят, но и она столько же протянет», чтоб ты ответил?
– Господи, – воскликнул режиссер, – да конечно, забирайте.
– Так вот, – подвел итог Олег, – сейчас от тебя не
потребовали столь радикальной жертвы, ерунду за спасение Веры просят.
Никита встал и молча пошел к двери. Через неделю Вера
улетела в Кливленд, через три месяца вернулась, лысая, худая, страшная, но
живая.
Более Никита и Олег на тему сотрудничества с КГБ не
разговаривали. Вера два года прожила не болея, внешне она казалась совершенно
здоровой, но потом вдруг жена Волка внезапно скончалась.
Прошло много лет, Никита так и не женился. Около него, талантливого,
известного режиссера постоянно крутилось много женщин, молодых, красивых и даже
умных.
Кое с кем Волк затевал романы, с Лилей Горской, например,
прожил целых три года, но официально в брак не вступал, считался непробиваемым
холостяком.
О той истории Никита вспомнил лишь один раз, когда Илья,
сорвавшись после очередного курса антиалкогольной терапии, вновь ушел в запой.
– Это мое наказание, – сказал он Олегу, – расплата. Роптать
нельзя, следует терпеть. Выгоню Илью вон, порву с ним всякие отношения, господь
новый крест навесит, потяжелей сброшенного. Нет уж, надо пьяницу по жизни
вести.
Ремизов вздрогнул, но начатой темы не поддержал, просто они
с Никитой перестали обсуждать поведение Ильи.
А потом Олег и думать забыл о том, что когда-то благословил
друга на сотрудничество с КГБ. СССР распался, его прах был развеян над рекой
времени.
Но не зря говорят, что все тайное обязательно станет явным.
Пару лет назад Волк позвонил Олегу и странно заплетающимся голосом произнес:
– Ммнеее плоохоо! Сююдааа, скооорей!
