Но тут Мила, предпочитающая не ссориться с матушкой,
ответила решительно: «Нет».
И Нина Алексеевна заткнулась. Но примерно раз в месяц,
просматривая очередную публикацию о своей, теперь сверхзнаменитой дочери, мать
недовольно бурчала:
– Звонарева! Тьфу! Забыть все, что для нее сделано! Ее успех
– дело моих рук! Звонарева! Неблагодарная! Никитина! Вот ее подлинное имя!
Я, бывая иногда у Милки, не обращала никакого внимания на
стоны Нины Алексеевны, но лишь сейчас мне в голову пришла простая мысль.
Николай Шнеер перед смертью, очевидно, внезапной, не успел как следует спрятать
или уничтожить бумаги, содержащие компромат на Волка, а супруга обнаружила
папку, прибрала до лучших времен и потом стала шантажировать режиссера. Вопрос:
где она взяла денег на сериал? Ответ: Нина великолепно знала дочь, любила
рыться в ее вещах и разнюхала, что у Милы имеется любовник. Хитрая Нина
Алексеевна решила убить одним махом несколько зайцев. Прославить Милу и
развести ее с ненавистным Костей. Думаю, мамуля поехала к возлюбленному
Людмилы, скорей всего женатому человеку, и, пригрозив тому разоблачением,
потребовала проспонсировать съемки. Волка запугали документами, а развод с
Костей был впереди. Последний год все скандалы Нины Алексеевны имели припев:
«Нечего жить с пустым местом, человеком, который не имеет ничего, ни славы, ни
денег. Найди себе ровню».
Ну а затем в хорошо отлаженном механизме случился сбой, и
любовник решил убить Милу. Почему? Каким образом он ухитрился отравить ее? Что
это за яд такой, действующий спустя длительное время после принятия? На эти
вопросы я отвечу, надеюсь, позднее. Главное сейчас иное: Нина знает имя
воздыхателя дочери.
«Пежо» бодро катил по улицам, мне захотелось закурить, но ни
в «бардачке», ни в пластмассовом лоточке между передними сиденьями не нашлось
пачки сигарет. Пришлось притормозить и топать к ларьку. Справа в нем виднелись
газеты и журналы, слева курево, жвачки, зажигалки, расчески, брелки и прочее
барахло.
– Дайте, пожалуйста… – начала было я, наклонившись к окошку,
и осеклась.
Прямо перед носом оказалась свежая газета «Треп».
«Организатор убийства Милы Звонаревой Дарья Васильева отбыла в Париж» – кричал
заголовок. Пальцы вцепились в гадкий листок.
– Сначала заплатите, – сердито велела лоточница.
Я бросила на пластмассовую тарелочку деньги и, забыв про
сигареты, кинулась к «Пежо» читать пасквиль.
«Наша газета проводит собственное расследование. У милиции
лишь одна версия – смерть на почве ревности. Ясное дело, ментам охота побыстрее
отделаться от работы и запереть папку в архив. Но мы хотим знать истинную
причину гибели всенародной любимицы и задаем вопросы. Да, яд в рот жены вложил
муж, это вроде подтверждено свидетельскими показаниями. Но кто они, эти
свидетели? Члены семьи Дарьи Васильевой, нашей богатенькой Мальвины,
великосветской лентяйки. Естественно, они станут выгораживать свою мамочку,
щедро раздающую корм крошкам. Сыну Аркадию Дарья купила адвокатскую практику,
невестке Ольге – программу на телевидении, дочери образование, а своему
любовнику генеральское звание: деньги могут все, в особенности в нашей стране,
где процветают коррупция и несправедливость. Итак, Константин в тюрьме, великая
актриса в могиле, а Дарья Васильева спешно улетела в Париж. Стоит позавидовать
предприимчивой дамочке, да уж, можно перефразировать старую поговорку: «Не имей
сто друзей, а укради миллион долларов». Впрочем, всем давно известна простая
истина: коли сопрешь с голодухи батон хлеба, ты уголовник, а присвоишь пару
миллиардов из госбюжета – уважаемый человек».
Подписи внизу не было, но кто еще, кроме поганца Пищикова,
нагло нарушившего наш договор, мог состряпать подобное «блюдо»?
Я стала набирать все известные номера Артура, данные мне в
свое время самим Пищиковым, мобильный коротко сообщил:
– Аппарат абонента выключен.
Домашний телефон откликнулся фразой:
– Сейчас не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение
после гудка.
В редакции было тотально занято. Ну ничего, Артурчик,
доберусь я до тебя! Рано или поздно заявишься в свою квартиру или возьмешь
сотовый, тут-то я и выскажусь от души. Какая наглая ложь! Какой Париж? Я в
Москве, изо всех сил пытаюсь разобраться в деле с убийством Милы. Об остальных
глупостях, типа генеральства Дегтярева, даже и вспоминать не стоит.
Глава 24
Не успела я войти в дом, как из ванной вылетел Женя и с
воплем:
– Боже, я совершенно счастлив! – кинулся мне на шею.
Я отцепила от себя парня, помахала в воздухе руками, чтобы
отогнать от лица удушливый аромат парфюма. Отметила, что стилист снова нагло
разгуливает в моих тапках, и, решив купить себе новые, поинтересовалась:
– Какова причина ликования?
– Прыщи прошли, – заорал Женя. – Вот! Ну кто бы мог
подумать, что российская косметика даст такой эффект, а?
Я кивнула и пошла на кухню, стилист брел следом, извергая из
себя фонтаны восторга. Стараясь не вслушиваться в его речь, я приблизилась к
плите и уставилась на кастрюльку, в которой находилось нечто непонятное,
темно-красное, но замечательно пахнущее то ли ванилином, то ли корицей.
Очевидно, это был мусс. Но из чего?
– И с какой стати ты ходишь в голубой кофточке? – зудел
Женя.
– Почему бы нет? – отмахнулась я от него, словно от
назойливой мухи.
– Ужасно! Никакого понятия о моде и цвете.
– Мне без разницы, что носить, – отозвалась я, отрезая кусок
булки.
Сейчас намажу его муссом и съем.
– Отвратительно, – не успокаивался Женя.
Я с тоской посмотрела на него, ведь не отвяжется.
– Бледная кожа, – вещал парень, потряхивая браслетами и
цепями, – светлые волосы и… голубая кофточка! Просто мышь! Тебя не видно!
– И хорошо!
– О-о-о! Нет!
– Что же мне надевать, по-твоему?
Женя взвизгнул:
– Сейчас покажу! Только для этого придется по шкафам
пошарить. У Зайки имеется подходящая блузка, у Манюни брючки…
– Действуй, – велела я.
– Супер, – взвыл Женя, – да ты у меня просто конфеткой
станешь, лакомым кусочком, ягодкой, мужики проходу давать не будут!
