– Но не всех! – тихо сказал Николай. – Кое-кому удалось
скрыться. Особо хитрые, поняв, что Германии конец, поменяли документы и рванули
прочь, впрочем, бесследно исчезали не только нацисты, но и их пособники.
Вот, допустим, в городе Мотове, не так уж далеко от Москвы,
всего-то каких-нибудь семьдесят километров к северу, жил парень. Ему в сорок
первом году стукнуло шестнадцать. Такой спокойный мальчик из хорошей семьи,
мама врач, папа – директор школы. Звали юношу простым именем Федор, а фамилия у
него была тоже не бог весть какая – Соколов. Федя Соколов отлично учился,
говорил на немецком языке, потому что папа-директор нашел для своей школы
преподавателя, немца по национальности. Не начнись война, Федя бы поехал в
Москву, поступил в университет, но судьба выбросила ему иную карту. В Мотово
вошли немцы. Первым делом они расстреляли двух местных евреев, врачей городской
больницы Сусанну и Якова Кантор, потом взялись за тех, кто при Советах имел
вес: погибли все, секретарь партячейки, ее члены, директор местного завода,
передовые рабочие, расстреляли и Соколовых – отца с матерью, Федя успел
скрыться. Немцы открыли комендатуру и установили «Ordnung»
[35].
Представьте себе удивление оставшихся в живых мотовцев, когда
они увидели, что в помощниках у местного коменданта служит… Федор Соколов.
Парень блестяще говорил по-немецки и использовал свои знания на все сто.
Фашисты оказались довольны помощником. Федор был крайне жесток и лично
расстреливал тех, кто казался новой власти неугодным.
Местные жители боялись Федора больше захватчиков, тех еще
можно было обмануть, а на вопрос: «Коммунист?» – быстро ответить: «Нет, нет, я
ненавидел Советы», – и остаться в живых.
А как обвести вокруг пальца Соколова, который знал людей с
детства?
Потом гитлеровцев прогнали прочь, в Мотово вернулись
советские войска. Сначала они торжественно повесили несколько полицаев, местных
жителей, которые продались немцам, затем двинулись дальше, впереди
красноармейцев ждал Берлин.
Я тяжело вздохнула.
– Все-таки в древние времена было лучше заведено. Коли один
правитель желал заполучить земли другого, он просто вызывал его на бой. Князья,
или уж не знаю, как они назывались правильно, дрались лично между собой, народ
лишь глазел на сражение, мирные люди оставались в живых, потом ситуация стала
намного хуже, при любых столкновениях начали убивать простой народ. Вошли в
город фашисты – убили всех неугодных, вернулись Советы – снова резня.
– Красная Армия при всех ее недостатках свой народ не трогала,
– спокойно парировал Николай, – уничтожались лишь пособники фашистов.
– Зато, войдя в Германию, большевики развернулись, –
покачала я головой, – стоит почитать воспоминания немцев, и мороз по коже
бежит.
Шнеер пожал плечами.
– Война – всегда ужасно. Но я сейчас говорю не о страданиях
народа вообще, а о конкретных личностях. Федор Соколов ушел из Мотова вместе с
немцами, дальнейший его путь был усеян трупами. Молодой человек, жестокий,
злобный, убивал всех, кто ему по какой-то причине не нравился. Потом он
оказался комендантом небольшого детского концлагеря в Польше и там уничтожил
десятки, сотни еврейских малышей. Немцы, аккуратисты и педанты, тщательно вели
бумажную бухгалтерию, сохранилось множество документов, подтверждающих вину
Соколова, остались и фотографии, некоторые из них ужасны: ряд детей, стоящих на
коленях, напротив несчастных, перепуганных крошек Федор с револьвером. Затем
другой снимок: часть ребят уже мертва, Соколов, улыбаясь, заряжает оружие.
После войны нацистов и их пособников начали разыскивать,
судить и наказывать. Среди добровольных помощников фашистов имелись и поляки, и
чехи, и болгары, и французы, и русские и, как это ни прискорбно звучит, евреи.
Представляете, какая ненависть горела в душах тех, кто потерял детей,
родителей, братьев или сестер? Люди моментально выдавали властям предателей, а
потом обязательно шли на суд. В зале часто начинался крик, оставшиеся в живых
родственники требовали смертной казни для убийц своих родных. Но суд
руководствуется не эмоциями, а фактами. Фраза: «Все говорили, что он лично
расстрелял колонну евреев у оврага» – не является уликой. Служители Фемиды
принимались дотошно выяснять ситуацию, а защитники начинали задавать вопросы:
«Вы лично присутствовали при расстреле? Нет? Тогда не можете выступать
свидетелем».
И кое-кто из мерзавцев сумел-таки избежать наказания, другие
получили маленькие сроки и, отсидев, могли начать жизнь с чистого листа. Нет,
большинство преступников все же оказалось сурово наказано, но по заслугам получили
не все. А еще случались моменты, когда человека, заподозренного в содействии
фашистам, приводили, допустим, в комендатуру, а он потом непонятным образом
оказывался на свободе.
Но время шло вперед, и в начале шестидесятых годов во многих
странах, пострадавших от фашизма, охота на тех, кто убивал своих
соотечественников, постепенно стала ослабевать. После окончания войны прошло
пятнадцать лет, начало подрастать поколение, которому посчастливилось не
хлебнуть большим глотком из чаши несчастий. Да и оставшиеся в живых преступники
постарели, изменились внешне и перестали бояться, что их моментально узнают на
улицах. Большинство бывших убийц жило по поддельным документам в других
странах, на своей Родине они считались мертвыми, кое-кого держали за героев.
Вот, допустим, Степан О
[36] ушел служить народным
ополченцем и пропал без вести. Его жена получила соответствующую бумагу, но,
надеясь, что в канцелярии ошиблись, довольно долго ждала супруга. В начале 60-х
ей стало наконец ясно: любимый не вернется, он пал смертью храбрых, тело
похоронено безымянным. Женщине оставалось лишь гордиться тем, что ее Степан
погиб героем, защищая Родину. В конце 60-х годов вдова Степана, как одна из
лучших доярок страны, была отправлена в Канаду, на международную выставку «ЭКСПО»,
ей предстояло рассказывать о достижениях родного сельского хозяйства.
Посмотреть на советский павильон канадцы ходили толпами, представьте теперь
ужас вдовы, когда в одном из посетителей она узнала… Степана. Бедная женщина,
простая крестьянская натура, плохо умеющая сдерживать свои эмоции и порывы,
подняла такой крик, что гостя выставки задержали. Он предъявил паспорт на имя
болгарина Ивана Василева и сказал:
– Дама ошиблась, претензий к ней не имею, очень хорошо
понимаю ее горе.
