— Не может быть, — рыдает Берти.
Девушки неистово шмыгают носами. Весь салон в переживаниях. Флейтист из оркестра сморкается, как саксофон-тенор.
— И что? — холодно спрашивает Берю, который после комиксов в газете «Франс-Суар» стал нечувствительным к историям о несчастной любви.
— Бедный Рири упал как подкошенный. Все даже подумали, что он подвинулся рассудком. Мамаше Медичи было не по себе. Единственный, кто потирал руки, это герцог Алансонский, младший брат короля! Сверх всякого ожидания он уже видел себя королём Франции. Это было его мечтой! Видя, как все его старшие братья сменяли друг друга на троне, словно ветераны войны в кресле ресторана, где они собираются на ежегодный банкет, он твердил себе, что его очередь наступит рано или поздно, что это всего лишь вопрос времени. Он спал и видел эту корону. Не было никаких причин для того, чтобы коптить небо на запасном пути, без скипетра и без номера! Если бы понадобилось, он бы помог робкому провидению. Плеснуть мышьяка в супчик брата, это ни к чему не обязывает! Неврастения Генриха была очень кстати для Алансонского (который, кстати, прихватил титул герцога Анжуйского после восшествия на престол его последнего брата). Он сыграл карамболем, не дожидаясь своей очереди. Надо признать, для надежд у него было достаточно оснований. Наш Генрих дал течь со всех сторон. Вместо того чтобы управлять государством, этот чувак начал вышивать скатёрки. Вот только в шитье как раз Алансонский и был силён, он в нём преуспел, да что там, оно было его знамением! Катрин де Медичи, которая никогда не шила пелёнок, несмотря на её кучу детей, не могла опомниться. Она не знала, что делать, и заставила своего любимчика жениться, считая, что супруга — это именно то, что нужно для такого занятия.
— И он женился на гвардейском капитане! — мило шутит Толстяк.
— Вовсе нет, он отхватил себе Луизу де Водемон, прекрасную лотарингку, которую он заприметил перед командировкой в Польшу. Но малышка не смогла его удержать на прямой дороге. Едва женившись, Генрих предался самому чёрному разврату со своими миньонами. И начались мерзкие оргии, стиль клубничка, серьги в ушки, бильбоке. Короче, с тех пор, как Генрих Третий женился, он и стал королевой Франции!
Три Генриха Третьих стушевались в своём углу, как испуганные козочки, оттого что вдруг стали объектом столь пристального внимания. Самая хитрая из них засовывает свой бильбоке в штаны, где он будет чувствовать себя в грустном одиночестве.
— И кого же этот аллёрик брал на болт? — спрашивает Огромный. — Были ли при дворе кадры в его вкусе?
Берю не даёт мне времени на ответ и продолжает в едином говорливом запале:
— Вообще-то король пользуется всеми правами. И халдеи, и сеньоры, наверное, упражнялись в своих апартаментах, чтобы быть наготове, если вдруг король окажет милость кому-то из них. Вместо того чтобы качать свои дельтовидные мышцы по утрам, встав с постели, они играли в домашний бильбоке!
— Берю! — укоряю я. — Ты говоришь в присутствии девушек.
Но он качает своей благородной головой, в которой роятся свежие мысли.
— Я подумал обо всех этих прелестных герцогинях, которые вдруг оказались не у дел. Похоже, в этот период сильно упала рождаемость, не так ли? Оставались только работяги, кто ещё мог заняться любовью, как их папа, остальные должны были входить в диапазон, верняк!
Он смеётся.
— Да что там верняк, скорее в верзняк, так точнее! Не захочешь быть пажем в замке! Этот гамадрил их, наверное, переворачивал пачками!
— Катрин де Медичи портила себе кровь, — продолжаю я. — Тем более что её младший сын только что умер, а у Генриха Третьего не было наследников.
— Погоди, погоди! — вопит Мастодонт. — Ты говоришь, что её самый молодой шпрот только что двинул кони, это герцог Алансонский?
— Да, месье!
— Значит, он тоже был хилым? Я же говорил, что они все в этой семье подцепили миксоматоз! У их папаши Генриха Второго явно были долгоносики в яйцах. Или же старая Катрин завезла неаполитанский вирус. Из всей этой компании, если посмотреть, только Генрих Третий отличался здоровьем, получается, что хали-гали продляет жизнь мужикам!
— Мужик, это не совсем точное выражение, когда речь идёт о нём, потому что он был неспособен кого-либо произвести на свет.
— Ты что, шутишь, Сан-А? Кого он мог произвести на свет, твой монархический Шарпини? С аджюданом жандармерии у тебя мало шансов победить на конкурсе на самого красивого ребёнка Франции. Тут нужна женская рабсила. А как же Луиза? Доводила себя до сияния с помощью крема «Чёрный лев» или с Лизой?
— Она смирилась, Толстяк.
— Это не занятие, — уверяет учёный-муж-Берюрье. — Нет, смирение — это не занятие. И что он ещё сотворил, твой королевский педик?
— Пока он занимался своими скачками, Францию разрывали на части католики и протестанты. Герцог де Гиз с одной стороны и король Наваррский — с другой; звон стоял со всех сторон, шпаги не ржавели. Хотя Генрих Третий и был католиком, он больше благоволил Генриху Наваррскому, чем Генриху де Гизу. Король Наваррский был приятным малым, с чистым сердцем. В общем, он был лояльным! Кстати, мы скоро будем говорить и о нём. Тем временем герцог де Гиз мечтал сыграть свою партию и надеть корону. У него были смягчающие обстоятельства. Когда идёт рубиловка из-за короля, который вышивает крестиком и спит с господами из своей свиты, у тебя появляется естественное желание занять его место. Но Генрих Третий, прознав о заговоре, опередил события и приказал убить Гиза в Блуа. Что стало находкой для историков и телепостановщиков! Это убийство — один из кульминационных моментов истории, как по драматизму, так и по своим последствиям. Передняя в Блуа с вооружёнными людьми, которые прятались в портьерах! Герцог, прошитый шпагами, король, появившийся сразу после того, как было совершено убийство, и шепчущий: «Какой он большой», это тоже стало частью французского фольклора. Продаётся хорошо. Пользуется спросом в Эпинале
[125]
, на радио, в кино ив книжных магазинах. Кстати, на радостях всё время забывают одну деталь: ещё одно убийство на следующий день, кардинала де Гиза, брата предыдущего. Ах, когда Генрих Третий откладывал в сторону свою канву и занимался хозяйством, ему не нужно было ждать телекса-сводки, чтобы заключить сделку! Он мог решить дело двумя ударами шпаги. Вообще, короля узнаёшь по его решимости. Ибо, несмотря на внешние данные, он всё же был из породы великих самодержцев. У него был размах, класс, воля настоящего монарха.
— Только он вязал крючком, — немилосердно заключает Берю. — Что бы ты ни говорил, а власть и волшебная дудочка — это несовместимо.
— Наоборот. Народ чуть было не восстал. Ему надоели эти мерзости и затягивание гаек. В Панаме становилось особенно жарко, как всегда. У парижан кровь горячая. Генрих Третий укрывался в альковах Блуа и не знал, какому богу молиться. Вот тогда-то Генрих Наваррский ему и предложил объединиться, чтобы успокоить королевство. Радуясь удаче, Генрих Третий согласился. Временно помирившись, свояки двинулись на столицу.
