Лыков с трудом заснул.
Приключения возобновились к обеду следующего дня. Прибежал агент Стжеминский и принес записку от Сахера: «Приходите в „Дырку“ срочно». Лыков засунул сзади за ремень «Веблей», кликнул Егора, и они поспешили на Медовую.
Когда до кавярни оставалось пятьдесят саженей, из нее вышел паренек в синей конфедератке. Самый обычный на вид, ничем не выделяющийся из толпы. Но именно за ним потопал появившийся через минуту Шмуль. Сыщики укрылись за тумбой, а затем сели на хвост своему филеру. Дальше передвигались уже вчетвером. Лыков держал дистанцию в тридцать шагов и боялся ее сокращать. Так и шли, словно связанные незримой нитью. Боевик направлялся в Ново Мяс то. По Долгой он добрался до Феты и устремился по ней быстрым шагом. Сыщики тоже поднажали. Рышард был неутомим, и грузный Сахер начал отставать. Вдруг, когда поляк подходил к костелу Святого Франциска, случилось неожиданное. Из подворотни вынырнул мужчина, одетый мастеровым, и пристроился за спину филеру. Шмуль его не замечал и продолжал слежку. А «мастеровой» порылся в кармане и достал нож.
Все произошло стремительно. Если бы Лыков стал размышлять, Сахера бы зарезали. Но у коллежского асессора сработали рефлексы. Не отдавая себе отчет, что он делает, Алексей выхватил револьвер и выстрелил в спину «мастеровому». Тот уже занес руку для удара… Вспоминая потом случившееся, Лыков удивлялся себе. Пуля могла задеть Сахе ра или кого-нибудь из прохожих. Стрелять в толпе было категорически нельзя! Но он выстрелил не думая.
До боевца было двадцать шагов. Пуля попала ему в поясницу и сбила на колени. Нож со звоном полетел по мостовой. Тут только Сахер догадался обернуться. Увидел позади себя раненого человека, клинок под ногами и Лыкова с дымящимся «Веблеем» в руках. Агент переменился в лице. Но коллежский асессор со своим помощником уже мчались мимо него — Рышард ударился в бега.
— Останься с раненым! — на ходу приказал Алексей филеру. Упитанный Шмуль не годился для погони. И потом, он сейчас в шоке, а уж когда окончательно все поймет…
Между тем вербовщик стремительно убегал по Костельной. Русские, как могли быстро, неслись за ним.
— Куда выходит улица? — задыхаясь, спросил Лыков у Егора.
— Прямо к Висле. Там смотровая площадка у башни, а затем спуск — деться ему некуда!
Егор бежал легко и ровно, порываясь обогнать тяжелого Лыкова. И тот одернул парня:
— Цыц поперек батьки!
Прямо напротив очередного костела
[66]
из-за пояса у боевика вылетел револьвер. Он замер на секунду, оглянулся, понял, что не успеет поднять, и снова побежал. Но эта остановка была роковой — сыщики почти догнали его. Кроме того, Лыков вынул свисток и стал в него наяривать. Тут же снизу, от реки, и слева, от фортов, ответили постовые городовые. «Бек» оказался в ловушке.
Парень долетел до башни, что возле смотровой площадки, и остановился. К нему бежали с трех сторон. Боевик затравленно осмотрелся — и шагнул в башню. Каблуки его застучали по лестнице. Лыков с Ивановым бросились следом. Через четыре глухих пролета сыщики выскочили на верхний этаж. Рышард стоял у окна спиной к ним и смотрел на Вислу.
— Сдавайся! — крикнул Алексей. «Бек» даже не обернулся. Лыков сделал к нему шаг, второй, третий… Тут Рышард глянул через плечо. В глазах его стояли слезы, лицо было чистое, одухотворенное. Потом поляк снова перевел взгляд на медленные волны реки и прагские кварталы на том берегу. На пароходе толпились пассажиры. По железнодорожному мосту катил поезд. По крышам домов деловито шлялись голу би. Вокруг была жизнь…
— Сдавайся, — неуверенно повторил Алексей. Он уже понял, что сейчас произойдет. Действительно, Рышард одним прыжком вскочил на подоконник. Крикнул:
— Еще Полска нэ сгинжла!
И кинулся головой вниз.
Лыков сидел в общей комнате и с отвращением пил кофе. Ему очень хотелось уйти наверх, в свой маленький кабинетик. Но агенты сновали вокруг и всем видом показывали, что не считают его виноватым. Виноватым в том, что юноша, почти подросток, лежит в полицейском морге с разбитой головой.
Потом Алексею стало легче. Явилось начальство, и завертелся привычный маховик. Генерал Толстой что-то долго бубнил, а от него пахло дорогим о-де-колоном. Лыков молча смотрел обер-полицмейстеру в переносицу, не понимая ни слова, и изредка согласно кивал. Затем приехал Черенков и заставил сыщика в чем-то расписаться. Тут Лыков сбросил с себя оцепенение и внимательно прочел протоколы. Там все было правильно, и он подписал бумаги. Позже всех явился с важным видом надворный советник Петц. Заведующий военно-полицейским отделением стал мучить Алексея странными вопросами. Тот честно рассказал, как все произошло, но Петц не унимался. Вдруг Лыков понял, чего он добивается. Петц выяснял, не сам ли Лыков столкнул поляка с башни. Надворный советник увидел, как переменился в лице сыщик, и быстро удалился.
Когда все утихло, Алексей забрался в кабинет Гриневецкого и в отсутствие хозяина обыскал его. Но бутылки, что он нашел, были уже пустыми. Тут на пороге возник Эрнест Феликсович:
— Мне что, дверь запирать? Эдак мы с тобой совсем сопьемся!
Вывел Лыкова из сумеречного состояния Шмуль Сахер. Он подловил начальство в коридоре и подобострастно затараторил:
— Ваше высокоблагородие шановны пан Лыков! Вы обещали насчет меня папаше и таки удержали слово. Спасли мою жизню.
— Сам не знаю, как вышло, — начал оправдываться сыщик. — Ведь чуть в тебя не угодил!
Шмуль лукаво усмехнулся, как человек, который понимает недосказанное.
— Я видал, как пан уложил налетчика Гришку. Я видал, как пан гасил свечку. Если пан захочет застрелить летящую муху, таки он ее застрелит! Спасибо вам и от папаши, и от всей нашей фамилии!
Лыков отмахнулся, но после этого разговора повеселел и снова взялся за розыски Ежи Пехура.
Еще сутки прошли в большом напряжении. Утром следующего дня Алексей обнаружил перед своей дверью пожилого поляка. Тот сказал вежливо:
— Мне до пана Иванова. Бо до пана Лыкова.
— Я Лыков.
— Джень добры! Я Войцэх, кэлнэр из рэстуарацьи «У Ванды».
— А! Это вы в тот вечер обслуживали пани с офицером?
— То так.
— Вы снова ее встретили?
— Не. Я встретил фурмана. Фтшорай.
[67]
— Фурмана? Который поджидал пани?
— То так. Пан Иванов сказал: как что вспомню, не ходить в постарунэк,
[68]
но в выдел следячи, до пана Иванова бо до пана Лыкова…