— Там у них настоящий кроличий садок, чтоб им пусто было! — сказал Уотсон.
— Без проблем, сэр, хорьков у нас хватит.
Откровенно говоря, у Ребуса душа не лежала к этой ночной работе. Да, бордели, может, дело и незаконное, но они удовлетворяют вполне понятную потребность, и если еще и сохраняют приличия (как этот), то в чем проблема? По глазам Уотсона он видел, что и у него закрались те же сомнения. Но Уотсон так рьяно взялся искоренять скверну, что отступление для него было бы немыслимым проявлением слабости. И потому операция «Косарь», которую никто по большому счету не хотел проводить, раскручивалась на полную катушку. А другие, менее приличные улицы тем временем оставались без полицейских патрулей. А домашнее насилие расцветало пышным цветом. А дело об уотер-оф-литской
[2]
утопленнице не расследовалось…
— Начали!
Они вышли из машин и фургонов и двинулись к входной двери. Тихонько постучали. Дверь открылась, и дело пошло крутиться, как видео при ускоренном просмотре. Двери открывались одна за другой… Сколько дверей может быть в одном доме? Постучать, открыть. Да, они вели себя вежливо.
— Будьте любезны, оденьтесь, пожалуйста…
— Не могли бы вы спуститься…
— Если хотите, сэр, можете надеть брюки…
Потом:
— Боже мой, сэр, вы только посмотрите.
Ребус последовал за молоденьким зардевшимся констеблем.
— Здесь, сэр. Вы только полюбуйтесь.
Понятно — экзекуторская. Цепи, ремни, плетки. Два зеркала в полный рост. Шкаф со всевозможными причиндалами.
— Здесь больше кожи, чем в каком-нибудь поганом коровнике.
— Ты, похоже, неплохо разбираешься в коровах, сынок, — сказал Ребус. Он был рад, что хотя бы сейчас комната не использовалась по назначению. Но их ждали и другие сюрпризы.
В известном смысле ничего особо непристойного в доме не обнаружилось — чистый маскарад: медсестры и матроны, чепцы и высокие каблуки. Вот только большинство костюмов не столько прикрывало, сколько обнажало. Одна девица была одета в подобие трико для дайвинга, с прорезями на сосках и лобке. Другая была похожа то ли на Хайди,
[3]
то ли на Еву Браун. Уотсон смотрел на них, все больше распаляясь праведным гневом. У него не осталось сомнений: он поступил абсолютно правильно, нельзя терпеть такое безобразие. Вдоволь наглядевшись, он вернулся к беседе с миссис Крофт, и все это время неподалеку маячил старший инспектор Лодердейл, который настоял на участии в операции, — он хорошо знал своего шефа и опасался, что в конце концов поднимется грандиозный скандал. Ан нет, с улыбочкой подумал Ребус, пока ничего не поднялось.
Миссис Крофт говорила на несколько окультуренном кокни, который терял свою окультуренность по мере того, как в большую, уставленную диванами гостиную спускались все новые пары. В гостиной пахло дорогими духами и дорогим виски. Миссис Крофт все отрицала. Даже тот факт, что они находятся в борделе.
Не сторож я борделю моему, подумал Ребус. Тем не менее нельзя было не восхищаться спектаклем, который она устроила. Она твердила, что честно ведет свой бизнес, платит налоги, что у нее тоже есть права… и вообще, где ее адвокат?
— Зачем ей адвокат — она сама профессиональная проститутка, — пробормотал Лодердейл Ребусу, который даже удивился, услышав шутку от одного из самых мрачных типов, с какими ему доводилось работать. Это само по себе заслуживало улыбки. — Чего скалишься? У нас что, перекур? Давай-ка работай.
— Да, сэр.
Лодердейл отвернулся, чтобы расслышать слова Уотсона, и Ребус сделал неприличный жест у него за спиной.
Этот жест заметила миссис Крофт и, вероятно решив, что он предназначается ей, ответила тем же. Лодердейл с Уотсоном повернулись в сторону Ребуса, но тот уже уходил прочь…
Полицейские, прятавшиеся в саду за домом, привели нескольких бедолаг с побледневшими лицами. Один сиганул из окна первого этажа и теперь прихрамывал. Но при этом утверждал, что врачебная помощь ему не нужна и вызывать «скорую» нет никакой необходимости. Женщин все это, казалось, очень забавляло, особенно выражение лиц клиентов; диапазон тут был широк — от стыдливой неловкости до неловкости гневной. Некоторые храбрились (впрочем, недолго): я, мол, знаю свои права. Но в основном все делали то, что им говорили: помалкивали и старались проявлять терпение.
Со стыдливой неловкостью стало немного проще, когда кто-то из клиентов припомнил, что посещение борделей законом не запрещается, — запрещается содержать бордель. Все верно, однако это вовсе не означало, что сегодняшнее задержание сойдет им с рук. «Припугнуть, и только потом отпустить». Если никто не будет ходить в бордель, то и борделя не станет. Такова логика. Потому полицейские заготовили свои обычные истории — те самые, которыми они запугивали любителей снимать девочек на улице.
— Сэр, на пару слов, строго между нами. Я бы на вашем месте проверился на СПИД. Я это вам серьезно говорю. Многие из этих красоток вполне могут быть разносчиками заразы, даже если по ним и не скажешь. Когда что-то заметно, обычно сделать уже ничего нельзя. Вы женаты, сэр? Подружка у вас есть? Посоветуйте им тоже сдать анализы. Иначе ни в чем нельзя быть уверенным, вы же сами понимаете…
Это было жестоко, но необходимо, и, как и у большинства жестоких слов, в них была своя правда. Кабинетом миссис Крофт, судя по всему, служила небольшая комната в задней части дома. Там нашли сейф и терминал для кредиток. На квитанционной книге было написано: «Гостевой дом Крофтер». Насколько понял Ребус, номер на ночь стоил семьдесят пять фунтов. Дороговато для простенькой гостинички, но кто из бухгалтеров стал бы проверять? Ребус не удивился бы, если бы оказалось, что заведение исправно платит НДС…
— Сэр? — Это был сержант Брайан Холмс — его недавно повысили, и он готов был лопнуть от усердия. Он стоял в середине лестничного пролета и оттуда взывал к Ребусу. — Я думаю, вам надо подняться…
У Ребуса это не вызвало энтузиазма. Черт понес этого Холмса наверх, тащись теперь к нему, — Ребус, много лет живший на третьем этаже, питал понятную неприязнь к лестницам. В Эдинбурге, как назло, лестниц было полно, как и крутых подъемов, резких ветров — и любителей поворчать на крутые подъемы, лестницы и ветер…
— Иду.
Перед дверью в одну из комнат Холмс что-то тихо обсуждал с констеблем. Увидев Ребуса, который наконец поднялся на площадку, Холмс отпустил констебля.
— И что, сержант?
— Посмотрите сами, инспектор.
— Ничего не хочешь сказать для начала?
Холмс отрицательно покачал головой.
— Я думаю, всякими там членами вас не удивишь, сэр?
