За несколько дней до того, в первый раз просматривая это же ревю, я увидел в нем некое зловещее пророчество.
Теперь моя интуитивная догадка подтвердилась с чрезвычайной убедительностью. Не оставалось сомнений в том, что чудовищная цепь события, начавшаяся с убийства хозяйки пансиона, каким-то все еще непостижимым для меня образом была связана с миром американского театра. Но в чем заключалась эта связь? Какой ключ таился в кровавой надписи «NEVERMORE»? И какое отношение, благодаря отдаленной, но все же очевидной связи моей родной матери со всеми этими людьми, убийство Эльмиры Макриди, смерть Роджера Ашера, исчезновение Александра Монтагю имеет ко мне?
Я застыл на месте, перебирая возможные альтернативы. Только один путь представлялся мне уместным: безотлагательно поделиться своим открытием с властями. Хотя сердце мое отнюдь не согревала мысль о необходимости вновь выйти в темный город, я счел своим долгом человека и гражданина подавить в себе эгоистические опасения и прямиком направиться в полицию.
Однако я не видел никакой надобности сообщать о своем намерении Матушке.
Погасив настольный свет, я быстро пересек комнату, выскользнул в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь, и прокрался к парадному входу.
Но на пути к дверям меня застигла еще одна мысль. Если — как это казалось теперь вполне вероятным — загадка, в которую я так глубоко погрузился, имела какое-то, пока еще невнятное отношение к моей бедной скончавшейся маменьке, было бы разумнее для начала самостоятельно обследовать жилище Монтагю, а уж потом обращаться в полицию.
Мною двигало смутное, но все усиливавшееся и очень тревожившее меня ощущение, что в средоточии этой загадки лежит какой-то страшный секрет, который я один должен — обречен — раскрыть!
Выйдя на улицу, я застегнул на все пуговицы сюртук, сунул руки в карманы и поспешил к дому Александра Монтагю.
ГЛАВА 17
Поскольку я не имел ни малейшего желания ВНОВЬ пережить те неприятные минуты, какие выпали на мою долю в начале вечера, я решил избрать не столь безлюдный, хотя и несколько окольный путь к жилищу Монтагю и через двадцать минут благополучно добрался до места назначения.
Я надеялся, что дверь в низкое убогое жилище будет открыта, и, повернув ручку, убедился, что мои расчеты оправдались. Но когда я вошел в прихожую, то с некоторым испугом увидел тусклый желтый свет, просачивавшийся из-под двери в спальню, располагавшуюся в дальнем конце загроможденного, зловонного коридора.
На миг я словно оцепенел, и только разум метался лихорадочно, пытаясь осмыслить это странное и совершенно непредвиденное обстоятельство. Возможно ли, прикидывал я, чтобы капитан Расселл или его помощник офицер Карлтон все еще оставались в этом помещении, продолжая расследование? Чтобы проверить данную гипотезу, я откашлялся и громко вопросил:
— Есть тут кто-нибудь?
Звук моего голоса глухо разнесся по темному сводчатому коридору и растворился в тишине. Несколько мгновений спустя я вновь повторил свой вопрос, но на мой призыв опять же никто не ответил.
Очевидно, помимо меня самого, в доме никого не было. Напрашивался очевидный вывод: тот, кто ушел отсюда по-слсдним (кто бы это ни был), забыл погасить масляную лампу.
— Разумеется, — шептал я, убеждая самого себя, — в этом все дело. Другого объяснения нет.
И все-таки не мог избавиться от странного ощущения, которое к тому времени успело полностью завладеть всем моим существом, а именно — что в этом помещении я нахожусь не один. Сложив ладонь чашечкой над левым ухом, я повернул голову в сторону спальни и до предела напряг свой слух. Но оттуда не доносилось иных звуков, кроме легкого, невнятного шороха, как будто слегка колебалась от ветра занавеска.
Я испустил вздох облегчения. Очевидно, небывалые, чудовищные события последних дней до такой степени расстроили мои нервы, что мне уже мерещились опасности и там, где их не было.
Приободрившись, я прошел по плохо освещенному коридору; половицы громко скрипели в мертвенном молчании дома. Но когда я приблизился к спальне, сердце мое вновь сдавила внезапная, мучительная спазма суеверного страха.
Остановившись в нескольких шагах от двери, я попытался еще раз обдумать благоразумность своих поступков. Быть может, я поступил опрометчиво, самовольно вернувшись в жилище Монтагю вместо того, чтобы сначала известить полицию о своем открытии? Я уже всерьез рассматривал возможность отказаться от этого предприятия и отправиться вместо этого в штаб-квартиру капитала Расселла, но прежде, чем я повиновался этому импульсу, рассудительный голос у меня в голове напомнил, что и первоначальное решение отнюдь не было безосновательным: я хотел прояснить странную, до сих пор остававшуюся совершенно недоступной разумению, но тем не менее вполне ощутимую связь между жертвами не установленного пока преступника и моей благословенной матерью!
Я мужественно преодолел сковавшую было меня тревогу, прошел последние шаги, отделявшие меня от спальни, и, набрав в грудь побольше воздуху, отважно переступил порог.
Первый же взгляд убедил меня, что в комнате никого не было. Со всей очевидностью стало ясно, что присутствие кого-то еще, засада, были всего лишь плодом моего воображения. Испустив глубокий вздох облегчения, я остановился посреди комнаты и внимательно огляделся.
Вид комнаты в определенных аспектах изменился по сравнению с тем, какой я покинул ее несколькими часами ранее. Кое-какие перемены служили явно к лучшему. Кто-то — возможно, проживающая по соседству миссис Первейнс, которая обычно помогала по хозяйству престарелому и немощному Монтагю, — взялся убрать крайние признаки запустения. Со стола исчезли отвратительные зачервивевшие объедки, а зловонный сосуд возле постели избавился от своего мерзостного содержимого.
Окна также были слегка приоткрыты, очевидно — для вентиляции, чем объяснялась не только существенно более свежая атмосфера в комнате, но и легкое движение изъеденных молью занавесок, чей легкий шорох я и услышал из коридора.
Но, несмотря на эти улучшения, в целом комната производила еще более жалкое, если такое возможно, впечатление, чем прежде. В поисках хоть какого-то ключа к нынешнему местопребыванию исчезнувшего старика все трое следователей — капитан Расселл, офицер Карлтон и полковник Крокетт — привели спальню в состояние полного разгрома. Ящики бюро выдернули и обшарили, постельное белье буквально разорвали в клочья, груды газет рассыпались по всему полу.
После столь тщательного обыска, проведенного моими сотоварищами, я несколько недоумевал, с чего же мне начинать свое расследование, однако это сомнение длилось не более минуты. Наклонившись, я поднял старую, хрустящую газету, лежавшую у самых моих ног, выпрямился и, стараясь не дышать, чтобы не втягивать в себя пылеобразные частицы рассыпавшейся в порошок бумаги, которые ранее вызвали у меня столь сильный приступ чихания, я быстро пролистал хрупкие листы этой двадцатилетней давности газеты.
