До сих пор самый молодой из троих молчал, только слушал разговоры старших. Теперь заговорил и он:
— До недавнего времени я не очень-то верил, что он убийца, так, только слегка подозревал его. Но в последнее время стал думать, что во всех смертях повинен действительно он. Барыня, которая живет у нас, специально ездила за этим типом в Кобэ, привезла его сюда, оказывала ему покровительство, выгораживала. И чем все закончилось? Она больше и видеть его не хочет. Женщина, но понимает, что к чему.
От этих слов у меня сжалось сердце. Имени женщины никто не назвал, но сомнений не было: речь шла о Мияко.
— Значит, и барыня из Западного дома тоже считает его убийцей? — спросил Тэцу.
— Вот этого точно сказать не могу. В отличие от нас, она человек воспитанный и не болтает лишнего, но недавно отец попытался прощупать, что она думает обо всем этом. Ну в разговоре и всплыло имя негодяя. Барыня вспыхнула: «Больше не произносите при мне это имя!» И замкнулась в себе. Видать, есть у нее доказательства, что он негодяй.
И Мияко отвернулась от меня! Какие у нее могут быть доказательства? Да никаких быть не может. А если даже что-то и есть, почему она не поговорит непосредственно со мной? Я пришел в полное отчаяние.
— Значит, все-таки… — заговорил Тэцу, но в этот момент вдалеке раздался крик. Все трое разом вскочили.
— Что такое?
— Может, этого типа схватили?
— Пойдем посмотрим!
Все трое побежали было, но вскоре, будто вспомнив о чем-то, остановились.
— Тэцу, побудь здесь, — распорядился один из них.
— Почему я?
— Боишься, что ли? Не трусь! Скоро вернемся.
Оставшись один, Тэцу поднял факел над головой, некоторое время осматривался, потом, не выдержав, бросился вслед за ушедшими:
— Дедушка! Дед! Стойте! Подождите! Я с вами!..
Вот он, удобный момент! Самое время убежать от преследователей! Я торопливо соскользнул вниз и, миновав «Эхо на перепутье», направился к «Бездне блуждающих огоньков». Больше всего я боялся, что там оставили наблюдателей. К счастью, это было не так.
Я с облегчением вздохнул. Посветив фонариком, разглядел выступ и пошел по нему. Поскольку я был тут не впервые, двигаться было нетрудно даже в полной темноте.
На другой берег «Бездны» я перебрался быстро. «Сюда вряд ли кто-нибудь доберется, — решил я. — Тут можно спокойно переждать. Лучшего места не найти».
Как я ни успокаивал сам себя, настроение было унылым. Может быть, еще и потому, что здесь ощущался холодный осенний ветер. И вдруг случилось нечто, заставившее сердце радостно заколотиться.
— Тацуя! Это я!
То был голос Норико!!
Голос из мрака
— Нотт-тян, ты зачем пришла сюда?
— Тебя искала. Узнала, что ты прячешься в пещере, и подумала, что ты обязательно тут появишься. Я давно уже жду здесь. Здорово, что тебе удалось скрыться! Я боялась: а вдруг тебя поймали по дороге? Так волновалась…
— Нотт-тян, милая! — Растроганный, я обнял девушку.
Мне так не хватало участия! События этой ночи отняли у меня доверие к людям. «Живу я все-таки в цивилизованной стране, — рассуждал я, — вряд ли возможно нечто вроде суда Линча». Я верил, что скоро появится полиция, успокоит толпу и вызволит меня. Я опасался не столько физического насилия над собой, сколько душевного отчуждения.
Наверняка заваруха эта началась не сама по себе, у нее имеется вдохновитель и организатор. Ненависть ко мне испытывала практически вся деревня, это-то и пугало больше всего.
Не было бы злобы, не было бы такого взрыва страстей. Отчего же меня так ненавидят в деревне? Что плохого я сделал?
Выбило меня из колеи и то, что я услышал о Мияко. Не знаю, в чем она подозревает меня, ведь совсем недавно она полностью мне доверяла, помогала жить, была опорой. Что же произошло?
В такой ситуации тепло, которым меня одаривала Норико, было поистине спасительным. Как мне благодарить ее?
— Спасибо, Нотт-тян. Спасибо, что пришла. Хотя лучше впредь этого не делай: опасно. Сейчас тебе надо возвращаться домой. Чем быстрее, тем лучше.
— Почему?
В темноте я не мог рассмотреть, но был уверен, что она широко раскрыла в удивлении свои милые наивные глазки.
— Подумать страшно, что произойдет, если нас обнаружат. Избить могут, да что угодно могут сотворить. Так что лучше уходи отсюда.
— Да ну, не беспокойся! Жители деревни не станут переходить «Бездну», побоятся. Есть поверие, что проклят будет каждый, кто перейдет ее. Поэтому здесь самое безопасное место.
— И все же тебе лучше без промедления идти домой. Ведь наверняка Синтаро-сан беспокоится.
— Позволь мне немного еще побыть тут! Так или иначе, надо будет сходить домой, приготовить и принести еду тебе.
— Еду мне? — удивленно переспросил я.
— Да. Я думаю, тебе еще долго придется прятаться тут. А есть захочется.
— Нотт-тян, а почему ты полагаешь, что толпа не скоро успокоится?
— Мне так кажется. Я ведь видела их.
— А я думаю, Нотт-тян, что полиция остановит это безобразие. Побеседует с народом, и люди разойдутся по домам.
— Тацуя! — жалобно возразила Норико. — В такой глухой горной деревне полиция совершенно бессильна. Все это заварила небольшая часть жителей деревни, но ведь есть остальные, которые не поддерживают ее. Вот если они смогут успокоить зачинщиков… Боюсь, однако, это у них не получится, А вмешательство полиции только, как говорится, подольет масла в огонь. В прошлом уже было подобное…
Я подумал, что, если б не Норико, остался бы совсем одинок.
— Нотт-тян, неужто вся деревня ненавидит меня?
— Увы, многие… За исключением таких, как мы, эвакуированных и города… Люди вспомнили кошмары, происходившие двадцать шесть лет назад, боятся повторения, ведь немолодым людям давние события вспоминаются как вчерашние. И они готовы на все, чтобы предотвратить трагедию. Кто-то очень ловко разжег костер. Подкидывать в него поленья будут долго…
— Кто же так ловко его разжег?
— Сама хотела бы знать…
— Ты предполагала, что такое возможно?
— Нет, совсем нет. Но задумано было это действо в Западном доме. Так мне кажется.
— Кто же его задумал?
— Возможно, Сюкити. Он из этого самого Западного дома. У него жена и ребенок погибли.
Услышанное породило кое-какие подозрения.
— Их, наверное, поддержал и глава Западного дома?
— Не думаю. Другое дело, что, если вся деревня втянута в эту свару, ни староста, ни хозяин Западного дома ничего сделать не в силах.
