— Да.
— Но тогда получается, что твой муж хорошо знал, что за человек Катагири Цунэко.
— Да нет, вряд ли. Он только говорил, что красивая она, и все.
— А почему тогда «хитрюга»?
— Я сначала хотела бы у вас спросить: вы знаете, что вчера вечером я примчалась сюда здорово злая?
— Да, слышали только что.
— Тогда я хочу сперва рассказать об этом.
— Ну ты подожди малость, — заметил Тодороку. — Давай-ка, Ямакава-кун, быстренько прикончим лапшу, а потом уже не спеша поговорим.
Он был известен своим отменным аппетитом и в этот момент как раз приступал ко второй миске.
Чтобы сказать здесь правду о своем муже, от молодой женщины требовалось определенное мужество.
Дзюнко еще не имела никакого представления о том, какую роль он играет во всей этой истории. Но все же, рассудив, что пусть лучше это станет известно сейчас от нее, чем потом со стороны, она сделала решительный шаг и теперь сидела вся бледная.
— Ну вот теперь сыт. — Тодороку положил палочки и с удовлетворением глубоко вздохнул. — Можно и послушать, что ты нам расскажешь.
Ямакава тоже положил палочки. Другие полицейские и сыщики поблагодарили за угощение и удалились.
— Хорошо, — Дзюнко напряженно нахмурилась. — Я пришла вчера сюда, потому что считала хозяйку ателье автором этих оскорбительных писем.
— Хо-хо! Из чего же ты сделала такой вывод?
— У меня были две причины. Одна…
Здесь Дзюнко изложила то же самое, что недавно говорила господину Нэдзу, поэтому позволим себе не повторяться. К тому же это подтверждалось находкой журнала «Фанси Бол».
— Понятно. А вторая причина?
Кровь бросилась в лицо Дзюнко. Она в смущении затеребила платок.
— В том письме, которое я отдала сэнсэю, упоминался господин К.Х.
— Кто же он?
— Извините, но Киндаити-сэнсэй все про это знает.
— Ладно, не будем. Так в чем же дело?
— Я ездила вместе с господином К.Х. в одну поездку… Это было десять дней назад. И там я встретила женщину… Мне показалось, что это Катагири-сан.
Все трое невольно переглянулись. У каждого мелькнула мысль о найденных на втором этаже обрывках письма.
— Дзюнко, куда тебя возил К.Х.? Вы брали номер в отеле?
Тут Тодороку заметил ее состояние и распорядился:
— Киёми, выйди-ка отсюда. Нам нужно поговорить.
— Хорошо. — Девушка посмотрела на Дзюнко злыми глазами. — Я пока на кухне посуду помою.
Киёми собрала на поднос чашки с мисками и вышла. Ямакава тщательно задвинул за ней створку.
— Извини, Дзюнко. Так где же ты встретила мадам?
— В гостинице в Ёкогаме. Кажется, это был отель «Ринкайсо». Правда, я там только один раз была.
— Это где именно?
— Я плохо знаю Ёкогаму. К тому же мы из Токио ехали машиной.
— Но у господина К.Х. можно узнать?
— Да, конечно. Это же он меня туда привез. Прекрасный отель с видом на море.
— Это точно была Катагири Цунэко?
— Да. Ошибки быть не может. Это точно была хозяйка «Одуванчика». Она была в больших темных очках, но я именно потому и обратила на нее внимание.
— Она тоже тебя заметила?
— Тогда мне показалось, что я успела спрятаться. Но потом, когда я перечитывала письмо, то вспомнила, что в «Одуванчике» много иностранных журналов. И подумала, что она меня тогда в «Ринкайсо» заметила и решила испортить наши с мужем отношения. Потому я сюда вчера и примчалась.
— Как она на это отреагировала?
— Она очень испугалась. Мне показалось, что она не притворялась. Правда, я тоже на нее здорово набросилась. А уж когда я ей про «Ринкайсо» сообщила, так она чуть в обморок не упала.
— Там, в «Ринкайсо», мадам тоже была с клиентом?
— С ней был мужчина.
— Какой?
— Нуу… Он и сам от людей прятался. Черные очки, воротник поднят, шляпа на лоб надвинута — лица не разобрать. И к тому же…
— К тому же?
— Там коридор был буквой Т. Я шла как бы по вертикальной палочке в сторону горизонтальной, а эта пара прошла в самом торце по горизонтали. Всего мгновение. Мы тогда только что приехали, а те двое, как мне показалось, отъезжали.
— Когда это было точно?
— Третьего числа, в понедельник. Примерно в час дня.
Сегодня одиннадцатое, — значит, это произошло восемь дней назад. Дзюнко имела основания посчитать владелицу ателье автором письма.
— Ты бы узнала этого мужчину при встрече?
— Нет. Я же не видела толком его лица.
— Ну все-таки — возраст, внешность?
— В общем, если бы у нее был муж, он бы должен быть именно таким. Немного полноватый, и ростом чуть повыше нее, когда она на высоких каблуках.
— А какой у нее рост?
— Немного выше меня. Примерно метр шестьдесят.
— Значит, в мужчине чуть больше, чем метр шестьдесят четыре.
— Наверное.
— Дзюнко, а это не Итами?
— Нет, сэнсэй, не Итами. Там джентльмен был, а не эта вульгарная выскочка. Правда, похоже, что у него тоже последнее время что-то с Катагири-сан было.
— Про Итами потом. Как держала себя мадам вчера вечером? Она призналась, что была в «Ринкайсо»?
— Сперва все решительно отвергала. Тогда я увидела, что она врет, и нажала покрепче: мол, значит, я могу считать, что это ты грязные письма пишешь. И тут она не то чтобы призналась, а так… В общем, начала упрашивать, чтоб я никому про ту встречу не болтала. Короче, считайте, что призналась.
— Ты не спрашивала ее про спутника?
— Да мне до него никакого дела не было. Меня интересовало, зачем она такие письма пишет.
— И что она сказала?
— Она это категорически отвергла. И не просто отвергла — сказала, что и сама такое письмо получила.
— Какого содержания?
— Этого я не спросила. Но она сказала: я сама жертва таких писем и хочу, чтоб ты мне верила. А насчет Ladies and Gentlemen, говорит, у меня соображения имеются, дай только один вечер на размышление. Я и ушла.
— Во сколько это было?
— Примерно в полдевятого. Я понемногу убедилась в искренности мадам.
— А почему ты решила, что, когда твой муж говорил про хитрюгу, он имел в виду Катагири-сан?
— Мне казалось, что он тоже заподозрил ее.
— Но почему? Он ведь днем раньше ушел из дома и не возвращался, так?
