Торакити поспешно вытащил из кармана пластмассовую коробочку, схватил щепоть серебристо-белых горошин и отправил все разом прямо в рот. Успокоительным он пользовался давно и с большим удовольствием. Угомонив с помощью лекарства сердцебиение, он снова опустил глаза на письмо.
По мере чтения внутри у него нарастал неукротимый гнев. Торакити сунул скомканный лист в карман и, не говоря ни слова, пулей вырвался из кинотеатра. Порядочный скряга, он тем не менее схватил такси.
На кухне квартиры 1518, корпус 15, квартал Хинодэ за столом напротив друг друга обедали Канако и Тамаки. Удивленная грозным явлением мужа, Канако поднялась, и в тот же момент взрывом прозвучала пощечина.
Вряд ли стоит в мельчайших подробностях описывать здесь, какое грандиозное сражение развернулось следом. Как всегда в порыве эмоций, оба перешли на чистый осакский говор. Это придавало особый колорит великолепному семейному скандалу, украшая простоту и неукротимый нрав супругов так, как украшает парчу положенный на нее цветок.
— Придурок, псих! Врезал — слова не сказал!..
— Еще и объяснять тебе?! Грязью меня с ног до головы замазала, подлюга!!!
— Чтооо? Это как же я тебя…
— Ты мне что плела! Ишь, поклонница она его с молодых лет! Потому и спуталась, да? Хуже ничего не придумала? Нашла себе красавчика!
— Я тебе правду говорила!
— Так я тебе и поверил!
— Ааа, убивают!!!
Если во время семейных скандалов муж — это волк, то жена в такие моменты, пожалуй, относится к семейству кошачьих. У волка есть только одно оружие — клыки, у представителей же семейства кошачьих помимо клыков имеются еще и когти.
Торакити опрокинул жену на стол и, вцепившись ей в волосы, принялся трепать туда-сюда, и вдруг…
— Ах ты!!!
Страшная боль пронзила ему левую щеку, и он невольно отпрянул назад. Брызнула кровь.
— Ну такого я не стерплю! Убью!!! Убью!!!
Зажимая одной рукой бегущие по щеке капли, он налитыми кровью глазами шарил по кухне. Недостатка в режущих инструментах здесь не наблюдалось. В руках Торакити оказался здоровенный нож для рубки мяса.
— Да ты что, всерьез меня убить хочешь?!
— А ты думала, я такую шлюху в живых оставлю?!
— Ааа! Спасите!!!
Семейные скандалы были здесь делом обычным, но сегодня хозяин что-то разошелся.
— Папа, прекрати! Прекрати! Это уж слишком!
Тамаки, пережидавшая бурю на балконе, сообразила, что с отцом неладно.
— Господин сыщик, идите скорей! Папа маму убивает!
После всех событий полиция установила в Хинодэ постоянное наблюдение. Несколько человек тщательно контролировали обстановку и следили за слухами. Один из них и положил конец побоищу между родителями Тамаки.
Когда на вопли девушки примчался сыщик Симура, блестящее сражение было завершено, и хотя обе стороны продолжали пылать друг к другу злостью, в их поведении уже чувствовалось легкое смущение.
— Так! Это что такое? Ну, хозяин, знатных дел ты натворил!
— Папа, сиди спокойно, дай я тебе помажу… — успокоенная появлением полиции, Тамаки вернулась в комнату.
— Отстань, не надо мне ничего!
— Нельзя так, вдруг микробы попадут!
— Хозяин, Тамаки дело говорит. Брось упрямиться, дай прижечь.
— Ну и натворил ты дел! Хозяйка!
— Д-даа?
Обессиленная Канако мешком притулилась в углу.
— Что здесь произошло?
— Что-что — да ничего! Явился и, слова не сказав, на меня с кулаками! Чисто псих!
— Что-о?! Ах ты…
— Ну-ну, хозяин, давай без драки. Так что скажешь?
— Да вот, господин сыщик, письмо я получил да и разозлился.
При виде извлеченного из кармана конверта глаза Симуры блеснули.
Это была уже четвертая анонимка, которую читал Симура (правда, первая ему досталась в обрывках):
«Слушайте все, слушайте все!
Как говорится, во всей округе только муж пребывает в неведении. Проживает здесь в Хинодэ в корпусе 15 красавица-толстуха по имени Канако, достопочтенная супруга Миямото Торакити. С юных лет была она поклонницей художника Мидзусимы, а теперь ей редкое счастье привалило жить с ним по соседству. Ладно бы она от восторга только глазки закатывала, но ведь Мидзусима-то тот еще артист! С давних времен идет о нем дурная слава соблазнителя-Дон Жуана, и не напрасно. Сперва-то он красавицу-толстуху вроде рисовать взялся: запрется с ней в квартире, и услаждает взор ее голыми телесами. Так это еще что! А вот вечером десятого числа нынешнего месяца они в некоем месте встретились, слились в объятиях и отдались пылкой страсти. Где это происходило, у них самих и спросите!»
Закончив чтение, Симура взглянул на штамп и удивленно нахмурился.
— Хозяин, ты когда это получил?
— Да прямо сегодня! Вот только что.
Угомонившись, Торакити вновь обретал способность изъясняться на языке токийцев.
— Не шутишь? Судя по штемпелю, его отправили 14 числа, так? А сегодня 25-е! Что ж оно, больше десяти дней шло?
— Чего-чего? — Торакити тоже проверил штамп. — Вот чудно-то! Но только, господин сыщик, его точно сегодня принесли. Не верите — можете у меня на работе спросить.
— Значит, это все почта дурит… Скажи-ка, хозяин, а супруга твоя про письмо знает?
— Да нет еще. Я до того обозлился, до того обозлился — терпеть мочи не было.
— И ничего не объясняя, с кулаками на нее бросился? Ну хорош! Шрам себе сам заработал, сам и носи теперь. Хозяйка, почитай вот!
Пышнотелая Канако, стесняясь прорех на своем пострадавшем в битве одеянии, взяла письмо и молча принялась разбирать написанное.
— Ах ты!.. — взвизгнула она, подняв злющий взгляд. — Эдакая бредятина…
— Бредятина? То есть мы должны считать, что все, здесь написанное — вранье?
— Вранье! Наглое вранье! — Она еще раз взглянула на текст. — Десятое нынешнего месяца — это ж когда мадам из «Одуванчика» ночью убили. А я в тот вечер со своей знакомой, с Минэ-сан, в театр на Симбаси ходила.
Симура захохотал:
— Да, хозяин, просчитался ты. Все действия Мидзусимы десятого вечером у нас проверены. И никаких тайных свиданий с твоей женой за ним не замечено. Уж к счастью или нет, не знаю.
— А где в тот вечер был Мидзусима-сэнсэй? — Занятая наклеиванием пластыря на боевые раны отца, Тамаки вдруг дерзко взглянула на Симуру.
— У него в тот вечер была встреча с коллегами-иллюстраторами, они собирались в закусочной «Коёкан» на Тораномон.
— Господин инспектор, это действительно так?
