Он шутовски склонил голову, изображая почтительный поклон, но Киндаити даже не улыбнулся:
— Во сколько это было?
— Я таких деталей не помню.
— В тот вечер ты… — Ямакава принялся судорожно листать свой блокнот. — Ты был с Тамаки у озера. Вы видели, как в девять сорок Итами Дайскэ прошел берегом и поднялся в Хинодэ. Потом в десять двадцать вы ушли оттуда и вернулись домой. Это показания Тамаки.
— Значит, это было позже, то есть примерно в десять тридцать. — Сабухиро напряженно прищурился, стараясь припомнить события. — Понимаете, у меня в тот вечер такое с головой было!
— А в чем дело?
— Ну как же, Эно ведь тогда роль получил! Поэтому я Тамаки проводил, а сам опять на улицу отправился. Хотел Эно вытащить куда-нибудь — все-таки с него причиталось! А его корпус рядом с восемнадцатым, где Нэдзу-сан живет. Я до угла дошел, и тут Нэдзу с той женщиной появились.
— Что же дальше? — Наклонился вперед Тодороку.
— Я как увидел — просто ахнул.
— Почему же?
— Мне в первую секунду показалось, что это хозяйка «Одуванчика». Правда, я сразу понял, что ошибся. Но уж больно мне это запомнилось. Вот и сложилась потом моя история.
— Что, Нэдзу-сан и мадам были в близких отношениях?
— Не знаю… По крайней мере, я их ни разу вместе не видел. Собственно, я еще и поэтому так изумился. Еще подумал — ну, Отян, парень не промах!
— Ты же сразу понял, что это не она!
— Да, но все-таки там улица довольно широкая, а они по другой стороне шли, так что лица ее я толком не видел. Просто понял, что это не мадам.
— Куда они пошли?
— Тут тоже странность одна была. Они шли прямо по главной улице, по направлению ко входу в квартал, а как меня заметили, словно передумали: Отян назад повернул и через несколько шагов они свернули и пошли вдоль северного фасада корпуса 18 на запад.
— На запад — это, получается, по направлению к торговым рядам?
— Да. Мне тогда это странным показалось, я оглянулся — а они к «Одуванчику» повернули. Вот я такой сюжет и закрутил.
— А ты сам что после этого делал?
— Дошел до подъезда, где Эно живет, и тут у меня до того настроение испортилось… Развернулся — и домой, спать.
— Что же это у тебя так настроение изменилось?
— Зависть вдруг обуяла. А мне не хотелось, чтоб он это заметил — стыдно же.
— Итак, это все, что ты знаешь о той женщине, которая приходила к Нэдзу?
— Ну да, только это. Потому и придумал.
Тодороку попытался было расспрашивать про одежду женщины и прочие подробности, но Сабухиро никаких деталей сообщить не мог. Если Кэнсаку по крайней мере сообщил, что дама была очень хорошо одета, то Сабухиро и этого не заметил.
— Кстати, у меня к тебе еще один вопрос, — заговорил сидящий сбоку Киндаити.
— Какой?
— Эно нам уже открылся, так что отвечай честно. Ты, случаем, не получал анонимного письма с оскорблениями в адрес Киёми?
У парня округлились глаза:
— Говорите, Эно открылся?.. Значит, он тоже такое получил?
— Да. Там была всякая грязь о Киёми.
— Мол, пусть врач проверит?.. — занервничал Сабухиро.
— Довольно, довольно. И так ясно, что ты знаешь, о чем речь. Так что ты с ним сделал?
— Виноват. Мне и в голову не могло прийти, что Киёми на самоубийство пойдет.
— Ты подсунул письмо под дверь их квартиры?
— Да. Я так обозлился тогда, — Сабухиро внезапно успокоился. — Анонимки… Самый подлый способ действия в нашей жизни. А еще, там же и дядя ее задет. Мне Окабэ-сэнсэй нравится. И в школе его ценят. Я сперва письмо сразу уничтожить хотел, а потом подумал — раз уж есть такой придурок, так надо бы им дать знать, хоть Киёми, хоть ее дяде… А через два-три дня она чуть с собой не покончила. Я тогда даже особо не удивился. Киндаити-сэнсэй, я очень плохо поступил?
— Что ж, наверное, у тебя другого способа предупредить их не нашлось. Слушай, а конверт?
— Сжег я его, очень противно было. Надпись на нем была совершенно так же сделана, как и на том, что у вас. Я тогда еще почему обозлился-то — понять не мог, почему его именно мне подсунули.
— Ну, Киёми же к тебе неравнодушна. — Ямакава говорил очень серьезно.
— Чепуха! Уж если она к кому и неравнодушна, так это к Эно. Он на киностудии преуспевает, образование у него, он же в университете учится. А я что? Образования нет, кандидат на комические роли… Славы мне не ухватить. Только вот что я сейчас понял…
— Что же?
— Эно тоже такое письмо получил, так? Он с ним как поступил?
— Сказал, что сжег. Но на всякий случай как бы мимоходом девушку предупредил. Намекнул, что ее ситуация может быть превратно понята и что лучше бы ей в «Одуванчик» перебраться.
— Понятно. Киёми обиделась и на меня переключилась. А этот настырный гад тогда и мне анонимку подкинул. Вот что получается.
— Видимо, так.
— Только это не по адресу. Киёми хоть и стала со мной ходить, но сердце ее все равно отдано Эно. Она просто его позлить хотела, подтолкнуть малость. Девчонки так часто делают. Она нарочно именно меня выбрала, потому как я — только второй план. Обидно…
— Кого ты считаешь автором писем?
Сабухиро растерянно взъерошил волосы:
— Не знаю. Только он очень коварный тип. Его зависть берет, когда у девчонок с парнями отношения складываются, вот он им гадости и подстраивает. Да и у родителей Тамаки тоже из-за письма какая сцена разразилась. Сволочь он.
Итак, сколько же всего было писем? Судя по дате отправления, первым получается то, которое получил брат Сумико. Следующее пришло к Эномото Кэнсаку. Оно было сразу уничтожено и никому не показывалось, а третье получил Химэно Сабухиро, и именно оно подтолкнуло Киёми к самоубийству. Четвертое — это, видимо, Дзюнко… Нет-нет, до нее письмо получила еще и мадам, значит, у Дзюнко пятое. Следующее — то, из-за которого разыгралась батальная сцена у супругов Миямото. И последнее — вот это, «желудь покатился…»
Что же объединяет эти семь посланий? И еще более важный вопрос — есть ли связь между ними и убийством?
Химэно Сабухиро отпустили, а в мастерской появился сыщик Симура.
— Господин старший инспектор, вы говорили, что художник Мидзусима может сбежать?
— Да, сейчас объясню, в чем дело.
Тодороку изложил услышанное от Канако, и глаза Симуры округлились:
— Что ж получается, автор писем — этот художник?
— Да нет, странно как-то, — усомнился Ямакава. — Ведь в том письме, что Миямото Торакити подослали, про Канако и самого Мидзусиму донос был.
