Так минул месяц.
А вчера утром хрипящий репродуктор объявил, что в колонии будет проводиться дезинфекция и что в связи с этим все матрасы следовало вынести в свёрнутом виде на улицу. Ожесточённо матерясь, заключённые вышли из бараков, неся с собой своё нехитрое добро.
Через час Асланбека вызвали в оперчасть.
— Ну что, Тевлоев? Как же так? — посмотрел на него капитан Терентьев. — Разве так можно?
— Что такое, гражданин начальник? Разве я сделал что?
— Вот что у тебя нашли в подушке, — Терентьев показал на лежавший посреди стола нож и пакетик с анашой, крошки травы рассыпались по исцарапанной поверхности стола.
Асланбек молчал. Препираться не имело смысла. Он понимал, что нож и анашу подложили ему специально, наверняка по указанию Юдина, но доказать он ничего не мог.
— Зря мы тебя за образцового держали, — Терентьев покачал головой.
Асланбек тупо смотрел в пол и считал тёмные пятна на деревянном полу.
— Срок тебе новый светит. Что ж ты так… И в драки последнее время ввязываешься? Разве на свободу не тянет?
И вот опять ШИЗО.
Асланбек не мог спать. Слова Терентьева не выходили из его головы. Что делать? Надо как-то спасаться. Неужели соглашаться на предложение Юдина о побеге?
Асланбек громко вздохнул, почти застонал.
— Ну что у тебя? Что на луну воешь? — спросил Верстак.
— Кум наш все мозги проел, — Асланбек приподнялся на локте и посмотрел туда, где лежал Верстак. — Чтоб у этого козлиного выродка яйца отсохли!
— Кум? Это кто?
— Да Юдин!
— Ах этот! Да, говнистое чмо, — Верстак ухмыльнулся, — он тут у многих кровушки попил… А чего он к тебе-то прилип, что у него за шило в заднице? — Верстак говорил шёпотом, но голос его был хорошо слышен. — Он ведь тебя часто вызывает. Народ даже поначалу поговаривал, что ты стукач.
— Знаю, что поговаривали, — мрачно отозвался Тевлоев.
Верстак громко высморкался.
— Может, курнём?
— У тебя есть, что ли?
— Тут хорошими людьми припасено кое-что. На пару косячков каждому вполне хватит, — Верстак залез под нары и зашуршал чем-то, послышался звук выдвигаемого кирпича, посыпалась цементная труха. Судя по всему, там был устроен тайник, где хранилось самое запретное и самое желанное для многих зэков — анаша.
— Верстак, — Асланбек замялся.
— Чего?
— Юдин меня из-за рыжья дёргает всё время.
— Из-за какого рыжья? — не понял Верстак. — Ты, кажись, по бакланке срок мотаешь?
— Я на воле золотом занимался, — начал рассказывать Тевлоев, но голос его звучал нетвёрдо, чувствовалось, что он ещё колебался, открыться Верстаку до конца или нет.
— Ну?
— У нас хорошо дело было накатано. Мы с корешами золотые самородки и песок вывозили из Магадана, а в Ингушетии штамповали из них червонцы.
— Монеты?
— Ну да, царские червонцы. Хорошее дело, спрос большой на такие вещи…
— Так ты мог совсем по другой статье загреметь!
— Мог, только взяли меня на драке, — Асланбек вздохнул.
— Вот те и на! — в голосе Верстака прозвучало искреннее изумление.
— Я тоже удивился. А теперь мне кум сказал однозначно: про золото он знает, поэтому либо я колюсь, где у меня рыжьё припрятано, либо мне шьют новый срок. Вчера во время шмона у меня нашли анашу и нож.
— Подсунули, — с пониманием и грустью произнёс Верстак. — Так у тебя, получается, и впрямь золотишко есть?
— Есть, припрятано в надёжном месте.
— Много?
— Много, — после некоторого колебания ответил Тевлоев.
— Отдай, — решительно сказал Верстак, — отдай, иначе тебя здесь заживо сгноят. Я понимаю, конечно, с таким богатством расставаться больно. Только вот лучше всё же на воле гулять, чем тут париться. Выйдешь — снова в дело войдёшь. А не выйдешь — так и рыжьё на хер тебе не нужно будет.
— Тут, понимаешь, особая тема возникла с Юдиным, — Тевлоев сел на нарах. — С месяц тому меня кум выдернул на допрос…
— Ну?
— Сделку предложил… Он обещал мне помочь…
— Что-то я не усекаю, Бек, куда ты клонишь. Это Антошка Юдин помочь, что ли хочет? Да кумовья нам хуже волков! Загрызут и косточек не оставят!
— Он хочет, чтобы я свалил отсюда… Обещает помочь, — Асланбек мучительно закачался из стороны в сторону и обеими руками принялся тереть глаза.
— Это он хитрит, падла. Бля буду, хитрит!
— Понимаешь, Верстак, — продолжал рассуждать вслух Тевлоев, — я покумекал и вот что надумал: мне ведь всё одно от колпака гэбэшного не отвертеться, да и менты в покое не оставят, когда я выйду. В дело меня обратно уже никто не возьмёт. Стало быть, ничего хорошего мне не светит… Не овец же пасти в горах.
— Погоди, погоди, ты про кума сперва разжуй мне, чего Юдину-то нужно? Зачем ему-то нужно, чтобы ты дёру дал? Какой у него интерес?
— Он хочет взять часть золота.
— Хапнуть? Себе в карман? — не поверил Верстак.
— Да. И сам тоже ноги отсюда сделает вместе со мной.
Верстак от удивления присвистнул:
— Вот это номер! А у кума губа не дура!… И что ж ты ответил ему?
— Ничего… Пока ничего. Он уж сколько раз меня сюда отправлял, что б я взвесить всё мог хорошенько.
— И что ты? — Верстак подошёл к Асланбеку и придвинулся лицом к его лицу почти вплотную. — Ты рискнёшь?
— Боюсь. Не верю.
— Это правильно.
— Отказаться тоже боюсь. Я теперь всю подноготную моей сидки знаю. И всё говно, которое лейтенант жрать меня заставит, если я откажу ему, тоже хорошо представляю. Новый срок мне, считай, уже подболтали.
— А может, тебе и впрямь в бега надо? Если Юдин поможет, то ты запросто уйдёшь. Ему все ментовские ходы-выходы известны. Он знает, как следы замести…
— Ох… — Тевлоев опять лёг и уставился в темноту потолка.
— Не кряхти, браток, не вздыхай. Хрен его знает, как тебе поступить надо… Но я, после всего, что услышал, думаю, что я бы рискнул уйти. Авось повезёт. Ежели ты в натуре боишься сгнить тут, то лучше бежать отсюда, — Верстак замолчал и вернулся на свою лежанку. — Но решать тебе… Шкура твоя и свобода твоя тоже…
* * *
Юдин жестом велел Верстаку сесть и дал ему чашку с круто заваренным чифирём.
— Я получил твоё сообщение, Димон. Это хорошо, что Бек раскололся насчёт рыжья. Значит, скоро решится.
Верстак улыбнулся:
— Вы ему, начальник, душу-то разбередили. И придумали всё ловко.
