Итак, меня все устраивало, кроме одного: возможной реакции Бена Росса на мой отъезд. Впрочем, я решила не признаваться в последнем тете Парри. Кроме того, я решила ничего не говорить Бену до того, как познакомлюсь с мистером Роучем. В конце концов, из его замысла, может быть, еще ничего не выйдет.
— Для начала я должна встретиться с мистером Чарлзом Роучем и все обсудить, — сказала я.
— Конечно, дорогая моя. Так и думала, что вы это скажете. В понедельник, в одиннадцать тридцать утра, мистер Роуч будет ждать вас у себя дома, в Челси. — Тетя похлопала по подбородку салфеткой и взяла со стола медный колокольчик. — Я бы не отказалась от сыра. А вы, Элизабет?
Чарлз Роуч произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Дом в Челси, расположенный в изящном ряду таких же домов, был со вкусом обставлен дорогой мебелью. Дворецкому, впустившему меня, на вид можно было дать лет шестьдесят с лишним; его хозяину я дала бы столько же. Чарлз Роуч оказался высоким и ширококостным, правда, немного сутулым. В молодости его рост, наверное, составлял более шести футов. Судя по всему, он был джентльменом «старой школы». Со мной он держался очень вежливо и предупредительно. Мы обговорили условия. Он предложил мне столько же, сколько я получала у тети Парри. Живя за городом, я не буду нести тех же расходов, что в Лондоне. По словам мистера Роуча, сестры его жили уединенно не только из-за теперешнего положения, но и потому, что сами предпочитали тихую жизнь. Гостей они не принимали и с визитами к соседям не ездили. Мне почти не придется тратиться. Мистер Роуч обещал прислать мне железнодорожный билет первого класса до Саутгемптона (поистине роскошь!). Мисс Кристина Роуч, старшая из сестер, напишет мне до отъезда и даст указания относительно того, как к ним добираться.
Забота мистера Роуча о молодой племяннице показалась мне такой неподдельной, и он так откровенно выражал беспокойство за сестер, которым пришлось справляться с трудностями, что я неожиданно для себя сразу согласилась.
Тетя Парри очень обрадовалась. Оставалось одно: сообщить новость Бену Россу.
— Лиззи, ты что, с ума сошла? Какие еще мисс Роуч из «Прибрежного»? — выпалил Бен после того, как я, вполне рассудительно и мягко, рассказала ему о своих намерениях.
— Нет, Бен, я не сошла с ума. Прежде чем принять предложение, я хорошенько все обдумала, — с достоинством ответила я.
Не спорю, иногда меня так и тянет на какое-нибудь безрассудство, да и особой сдержанностью я не отличаюсь: язык мой часто опережает мысли. Но я всегда была в состоянии принимать самостоятельные решения.
Бен стоял передо мной со шляпой в руке. Он раскраснелся и взъерошил рукой копну своих черных волос. Он явно злился на меня. Мы стояли в комнате, которую в доме тети Парри отвели под библиотеку. В библиотеке хранились книги, но все скучные; к ним никто никогда не прикасался.
— Джосая купил их на аукционе, — как-то призналась тетя Парри. — Оптом, задешево.
— Лиззи, ты что? — Бен ткнул в меня пальцем, но понял, насколько груб его жест, и смутился. — Послушай, — продолжал он, с усилием беря себя в руки, — я еще не встречал более разумной особы, чем ты. Насколько мне известно, у тебя есть голова на плечах. И вот ты срываешься с места и едешь в Гемпшир, где никогда в жизни не бывала, и собираешься стать компаньонкой молодой дамы, о существовании которой услышала всего неделю назад! — Он так разволновался, что в его речи более явственно проступил родной дербиширский выговор. — Все, о чем ты рассказала, кажется мне подозрительным. Только не говори, что я полицейский и потому вечно подозреваю дурное. Ну да, если хочешь, я в самом деле полицейский и в самом деле подозрителен по натуре, но не без оснований! Лиззи, в предложении, которое тебе сделали, мне видится что-то решительно странное. Там что-то не так, помяни мои слова! — Он театрально взмахнул шляпой в сторону портрета крестного Джосаи над камином.
— Бен, — громко и решительно сказала я, так как иным способом невозможно было перебить его тираду, — позволь мне объясниться!
— Пожалуйста.
— Только, прошу, не перебивай. Когда я закончу, то охотно выслушаю все, что ты собираешься мне сказать.
В ответ он лишь фыркнул.
— Во-первых, я продолжаю жить в доме тети Парри только потому, что я ее компаньонка. И мне, и ей неловко жить под одной крышей. Ты, наверное, понимаешь, в чем дело. Пока я здесь, миссис Парри не может забыть убийство моей предшественницы, которое расследовал ты. И я тоже не могу его забыть. — Я глубоко вздохнула. — Джосая Парри был моим крестным, и его вдова не может прямо выставить меня за дверь. Но ей не терпится подыскать мне другое место. Я прекрасно ее понимаю. На Роучей ей наплевать, как и на молодую миссис Крейвен. Просто ей очень хочется, чтобы я уехала. Мне остается лишь согласиться на то место, которое она с таким трудом для меня раздобыла.
В ответ Бен громко хмыкнул.
— Речь идет всего о полугоде, до тех пор, пока миссис Крейвен не поправится или мистер Крейвен не вернется из Китая.
— Если он существует! — отрезал Бен.
— Такая мысль приходила мне в голову, — призналась я. — Но после того, как я побеседовала с мистером Роучем, мои сомнения улеглись. Мистер Роуч — вполне респектабельный пожилой джентльмен. По его словам, он рассчитывает на то, что в свое время молодой Крейвен возглавит чаеторговое отделение его фирмы. Вот почему его послали за границу; он должен изучить все тонкости производства и перевозки чая. Сейчас он в Китае…
— Ну да, конечно! — последовал холодный ответ. — А почему не на Луне?
— Ты ведешь себя недостойно.
Бен упрямо выпятил подбородок.
— Послушай, Лиззи. Я знаю, ты обижена, потому что у меня вечно не хватает на тебя времени, и все же, надеюсь, ты бежишь в Гемпшир не для того, чтобы отомстить мне за… мое пренебрежение. Я первый готов признать, что я виноват, и понимаю, что…
— Я не бегу в Гемпшир, во всяком случае, не еду туда немедленно! — перебила его я. — Бен, пожалуйста, не думай так. Ну да, мне в самом деле досадно, что суперинтендент Данн постоянно требует тебя к себе. Разумеется, я понимаю, что ты ни в чем не виноват, но какое бы будущее нас ни ждало, в нем непременно будет присутствовать суперинтендент Данн. — Мне удалось криво улыбнуться. — Мой отец был семейным врачом и всегда знал, что его в любой момент могут вызвать к больному. Так что я прекрасно тебя понимаю.
Наступило молчание. Бен сел в кресло рядом с моим. Лицо у него покраснело.
— Лиззи, — откашлявшись, начал он, — ты должна знать, что мои надежды…
Серьезность его лица и испарина на лбу вызвали у меня неподдельный страх, и я выпалила:
— Бен, прошу тебя, не надо! Прости, если я слишком много на себя беру, но, если ты собираешься спросить, что я думаю, сейчас я в самом деле не могу дать тебе никакого ответа. Ты оказываешь мне большую честь, — продолжала я так же косноязычно, как только что он. — И дело не в том, что я не… что я не хотела бы… — Здесь мой голос пресекся; не сомневаюсь, я раскраснелась еще гуще, чем Бен.
