Очнись!.. Очнись!.. Ты… должна… спасти…
Вокруг все плыло. Удары сердца замедлились, легкие с трудом пропускали воздух. Наконец Люси с трудом поднялась и, пошатываясь, направилась к двери, одновременно пытаясь собраться с мыслями. Руки и ноги дрожали, ладони были влажными от пота. Она чувствовала себя опустошенной — или скорее выпотрошенной, как труп, побывавший в руках профессора Пирогова. У порога она снова пошатнулась и, схватившись за дверной косяк, шагнула в коридор. Порыв ледяного воздуха привел ее в чувство, подхлестнув, словно удар кнута.
Снова послышался стон. Оттуда, из-за второй двери! Ужасные звуки, напоминающие хриплое мяуканье… Наконец-то она была у цели. В самом средоточии безумия. Уже готовая ему поддаться.
Но… голос явно не был детским. Слишком низкий. Хриплый. Люси толкнула дверь. Изнутри пахнуло ледяной сыростью.
Кора мозга…
В центре комнаты лежала обнаженная светловолосая женщина с повязкой на глазах. Обе щиколотки были связаны, руки заведены за спину. На полу валялись обломки кирпича.
Последняя жертва Зверюги…
Сегодня ночью… Она похитила свою жертву сегодня ночью! Представляю, что сейчас творится в комиссариате…
Люси вошла, внимательно оглядела комнату, прикрыла дверь и осторожно приблизилась к пленнице, не отрывая глаз от входа. Она чувствовала какую-то ловушку. Отчего-то ей казалось, что эта женщина — лишь приманка, чтобы заманить ее сюда…
— Я… я из полиции, — тихо произнесла она. — Нужно выбираться отсюда…
Никакого ответа. Затем губы пленницы слегка дрогнули.
— Только… побыстрее… — прошептала та. — Она… может вернуться.
Люси опустилась на корточки и положила пистолет на пол рядом с собой. Затем сняла повязку с глаз женщины.
На нее взглянули уже знакомые глаза египетской кошки.
Люси слишком поздно поняла, в чем дело. В одно мгновение женщина выхватила руки из-за спины, с силой толкнула Люси на пол и подобрала «беретту». Прежняя высокая прическа из темных волос была всего лишь париком. Веревка на щиколотках, разумеется, тоже оказалась лишь для вида. Женщина одним прыжком вскочила и нацелила на Люси пистолет.
— Если ты хоть пальцем шевельнешь, я тебя пристрелю! Ну что, теперь не будешь задирать передо мной нос, как тогда в комиссариате?
— В комиссариа…
Люси не договорила. Недавнее ночное дежурство. Стойка регистрации. Кто же тогда там побывал? Какие-то пьяные, кто-то еще… Нет! Теперь она вспомнила! Уборщица, которая пришла под утро. Толстый слой макияжа, гладкая прическа, мешковатая одежда… Все, чтобы скрыть свою истинную внешность. И убойный запах дешевых духов… да-да, конечно — чтобы отбить запах кожи и химикатов! Вот только глаза…
— О, я вижу, ты вспомнила… Забавно, да? Зверь, на которого вы охотились, был у вас прямо под боком. В вашем собственном паршивом логове…
Слегка коснувшись дулом пистолета подбородка Люси, женщина заставила ее поднять голову. И тут же ее глаза полыхнули гневом.
— Идиотка! Что ты сделала со своим лицом? Оно все исцарапано! О нет!..
Стальное дуло резко ударило ей в лоб, отчего Люси вновь опрокинулась на пол. Кровь снова заструилась из рассеченной надбровной дуги. Превозмогая боль, Люси подумала о своих близняшках, об их радости при виде голубого неба, о том, какие планы она строила для них на будущее…
Делаэ в ярости взмахнула пистолетом:
— Ты все испортила! Теперь ничего уже не поправить!.. Ты нарочно себя изуродовала, ведь так?
— Нет… нет… это… это обезьяны…
Люси с трудом подбирала слова. В висках у нее стучало, череп вот-вот готов был взорваться от боли. Она конвульсивно сжала кулаки, набрав полные горсти пыли.
Я… должна… швырнуть эту пыль… ей в лицо. Я… не хочу умирать. Только не так!
Но тут на ее руку обрушился целый град жестоких ударов рукояткой пистолета — по запястью, по костяшкам пальцев… Люси с воплем откатилась к стене. От боли она едва не потеряла сознание.
— Прекрати орать! Вечно вы все орете! Но здесь у меня свои порядки! Каждый, кто ноет, тут же получает взбучку! Ты этого хочешь? Получить взбучку?
Она в ярости металась по комнате, словно обезумевший бык.
— Кларисса умерла из-за вас! Из-за вас — гребаных копов, журналистов!.. Это вы ее… напугали! Из-за вас она стала считать меня монстром!
Пистолет плясал в обожженных пальцах. Женщина продолжала буйствовать. По ее взгляду Люси поняла, что спасения нет. Итак, один из ее любимых сюжетов закончится плохо. Солнце не взойдет…
Прижавшись спиной к стене, она закрыла глаза, чтобы не видеть последней вспышки. Ее дочери… Молочная сладость… Нежность теплых крошечных тел… Розы в саду…
Да хранит вас Господь от всех ужасов этого мира, девочки мои… Ваша мама вас любит…
— На этот раз прощения не будет! Вы все сгорите в аду!
Она навела пистолет на Люси. Расстояние между ними не превышало нескольких сантиметров…
Пара секунд — и все будет кончено…
Сначала кровь… Потом остановка сердца… Потом — вечность.
Зло притягивает зло. Все должно было закончиться именно так…
Глава 45
Шел дождь. В самой середине зимы. Потоки воды вонзались в землю, как ледяные лезвия, — такие холодные, что от них не спасала даже самая плотная одежда.
Сегодня хоронили полицейского. Человек, погибший при выполнении служебного долга, всегда вызывает почтение. Ни один из офицеров, сержантов и остальных сотрудников служб правопорядка не осмеливался отвести глаза от поникшего флага, пропитанного дождевой водой.
Большинство из них не были знакомы с жертвой.
Пьер Норман плакал. Эти слезы влекли за собой нескончаемую череду тяжелых воспоминаний, каждое из которых лишний раз говорило о том, что наше существование — лишь песчинка, крохотная капля в Мировом океане. Хорошие люди погибают, а злодеев все больше. Так будет всегда. Мы лишь напрасно тешим себя иллюзиями, думая о том, что в один прекрасный день все, ради чего мы трудимся, наконец-то свершится…
Женщина медленно приближалась к собравшимся, пробираясь между белых и серых надгробий. До этого она какое-то время стояла в отдалении, у подножия сикомора. Но потом решила все же присоединиться к похоронному кортежу.
Дождь еще более усилился.
Скованно двигаясь в непривычной черной форме, она скользнула под широкий плащ лейтенанта Нормана и прижалась к нему. Рядом с ним она чувствовала себя хорошо. И знала, что это взаимно.
— Это был хороший полицейский, — прошептала она ему на ухо. — Все его ценили. Виновные заплатят за это жизнью…
Пьер Норман взглянул на нее, не отвечая. В его глазах женщина прочитала смятение, в молчании — глубокую горечь. Да, таков Пьер Норман, весь состоящий из контрастов. Прочный снаружи и изломанный внутри… Как любой полицейский.
