— Ротенберг сказал, что детская программа не входила в проект «MK-ULTRA» и что врач, который никогда не появлялся в кадре, был не Сандерс. Значит…
— Значит, Жак Лакомб обслуживал одновременно две программы: по проекту «MK-ULTRA» он работал в Институте Аллана с Сандерсом, а по детской программе — в Мон-Провиданс с пресловутым Петерсоном-Джеймсоном. В ЦРУ знали, что могут ему доверять. Наверное, разведуправлению, когда там замыслили эксперименты в белой комнате, понадобился свой человек, такой, на которого можно положиться.
Люси встала, налила себе стакан воды, выпила. Ночь опьянения, ночь наслаждений отодвинулась далеко-далеко, вернулись и взялись за работу ее демоны. Шарко, дождавшись, пока Люси снова окажется рядом, нежно погладил ее по шее.
— Все в порядке?
— Поехали дальше.
Он нажал на клавишу «Enter». «Brain Washing01.avi»…
Фильм Лакомба, предназначенный для демонстрации пациентам Сандерса, оказался таким странным, какого и вообразить было нельзя. На экране возникали черные и белые квадраты, линии — прямые и кривые, колебавшиеся как волны… Все выглядело так, будто ты попал в некий психоделический мир, в мир дзэн, где сознанию не найти себе места. Квадраты проплывали по экрану то быстро, то медленно, сменяли друг друга, заменялись волнами, те росли, росли, росли, потом исчезали… Шарко выбрал в меню покадровый показ — тут-то и обнаружились скрытые планы.
Люси наморщила нос. Одни, другие, третьи скрюченные пальцы, обвивавшиеся вокруг лежащих на столе черепов… Крупные планы пауков, окутывавших своими нитями насекомых… Громадное черное облако на удивительно чистом небе… Большой темный сгусток в луже крови… Ужасы, извращения — все то, на чем специализировался Жак Лакомб…
Потрясенный увиденным Шарко потер себе виски.
— По-видимому, они показывали фильм Лакомба пациентам в режиме нон-стоп, и вкупе со звуком из громкоговорителей это бог знает что делало с мозгами. Лакомб был таким же психом, таким же порочным типом, как Сандерс.
— Вот, наверное, образ психического расстройства, как представлял его себе режиссер: сцены захвата, пленения, вторжения в организм чужеродного тела… Все это должно было действовать на мозг наподобие электрошока. Так же как Сандерс, он думал, что ударом по подсознанию можно уничтожить болезнь. Бомбардируя ее образами, как бомбардируют заряженными частицами при лучевой терапии раковую опухоль.
Шарко выпустил мышку и пригладил свой ежик.
— Варвары… Мы с тобой оказались в мире, где идет погоня за открытиями, где продолжается холодная война, где Восток борется с Западом, где люди готовы на любые жертвы, лишь бы достичь своей цели…
Люси вздохнула и заглянула комиссару в глаза.
— Но не будь всех этих ужасов, мы с тобой никогда бы даже и не встретились… Подумать страшно, что нас свело!..
— Потому что у таких рьяных полицейских, как мы с тобой, отношения только и могут выстроиться что в страданиях. Разве ты думаешь иначе?
Люси закусила губу. Жестокость, безумие мира — вот что больше всего ее угнетало.
— Ну, скажи, где здесь логика?
— А нет никакой логики. И не было никогда.
Она показала на экран ноутбука.
— Есть еще вторая папка. Пора переходить к находкам Шпильмана. Надеюсь, мы наконец разгадаем все его секреты и покончим с этим раз и навсегда.
Шарко согласился, лицо его было очень серьезным. Атмосфера в комнате сгущалась, становилась тяжелой, липкой. Он навел курсор на папку с названием «Szpilman’s discovery», и открылось ее содержимое: тоже единственный файл с заголовком «Mental contamination.ppt».
[35]
У Люси перехватило горло.
— Погоди минутку Ротенберг говорил мне о ментальной контаминации как раз перед тем, как его застрелили, а я из-за всего, что произошло потом, из-за этих выстрелов, пожара, убийства, начисто об этом забыла. Вот теперь давай смотреть. Там что?
— Я бы сказал, что слайд-шоу: тут серия снимков, сменяющих друг друга…
Началась презентация. Вначале они увидели фотографии немецкого солдата, целящегося в еврейских женщин, — они уже видели эти снимки во время совещания в Нантерре. Глаза солдата на первом плане были обведены маркером.
— Его глаза… вот к чему Шпильман хотел привлечь внимание…
Следующая серия снимков — груды трупов.
Мертвые тела африканцев — взрослые и дети, сваленные в кучи и лежащие по отдельности — там, где были убиты, собранные в груды проломленные черепа, скелеты… Бесчеловечное зрелище гнусной бойни…
— Руанда, — с трудом выговорил шепотом комиссар. — Тысяча девятьсот девяносто четвертый. Геноцид.
Особенно трудно было переносить снимки вооруженных мачете хуту в действии. На лицах — ненависть, на губах — пенистая слюна, жилы на шее и мышцы напряжены.
Здесь тоже глаза убийц были обведены маркером. Люси придвинулась ближе к экрану, вгляделась.
— Везде один и тот же взгляд… У немца, у хуту, у девочки, убивающей кролика… Как будто общий симптом у разных народов и в разные эпохи, как будто все они поражены одинаковым безумием…
— Разные формы коллективной истерии. Вот все и сошлось.
Военный фотограф бродил среди мертвых тел, останавливался у того или иного трупа, снимал крупные планы, не скупясь на чудовищные подробности.
А от следующего слайда Люси и Шарко просто ошалели.
Они увидели человека из племени тутси с вылущенными глазными яблоками и разрубленным пополам черепом.
У этого слайда была подпись: «Больше чем убийство… проявление безумия хуту».
Люси съежилась в кресле, уткнулась лицом в ладони. Военному фотографу показалось, что он столкнулся с варварским обычаем хуту, но истина была в другом.
— Не может быть…
Шарко вдавил кулаки в скулы так, что глаза превратились в щелочки.
— Он и там побывал. Этот сумасшедший, этот похититель мозга. Египет, Руанда, Граваншон… Сколько еще жертв на его совести?
На мониторе тем временем фотографии чередовались со статьями или страницами из книг по истории.
И всякий раз речь шла о геноциде или массовой резне. Бирма — год 1988-й, Судан — 1989-й, Босния и Герцеговина — 1992-й. Эти чертовы снимки делались всякий раз в самом разгаре бойни: все худшее, все, от чего Истории надо было избавиться — выблевать его, — все это сейчас проходило перед ними. Шарко искал в горах трупов тела с распиленными черепами и не находил — конечно, такие были, их просто не видно, просто фотограф не снял эти тела отдельно.
Комиссар резко нажал на кнопку выхода из презентации:
— Хватит!
Надо было обрести хладнокровие, он встал и принялся ходить по номеру туда-сюда. Люси никак не могла прийти в себя.
