Шарко зажал мобильник между ухом и плечом, протер носки туфель бумажным носовым платком, глянул на подошву и обнаружил там застрявшие в неровностях песчинки. Выковырял их пальцами и стал рассматривать.
— Так зачем вы мне звоните-то?
— Я же сказала, что я…
— Вы — что? Вам необходимо беседовать о трупах даже ночью? Вы хотите знать, что я нашел в Египте, чтобы подпитать собственную одержимость? Это ваше горючее, без этого вам не двинуться дальше? Любопытно было бы заглянуть в ваши сны, Энебель!
Люси остановилась посреди дорожки, отведенной для машин скорой помощи. В низком северном небе плясали синие и белые огоньки.
— Оставьте, пожалуйста, в покое мои сны, комиссар, и засуньте подальше свой убогий психоанализ! Я-то хотела предложить вам в связи с нашим делом ненадолго прокатиться в Марсель, но, похоже, вас это не колышет, и мне вас с места не стронуть. В конце концов, я всего лишь лейтенант, а вы — комиссар!
— Вы абсолютно правы: все это меня не колышет. Спокойной ночи, Энебель, — сухо сказал он и повесил трубку.
Люси несколько секунд злобно смотрела на мобильник. Этот тип — законченный идиот! Пусть катится ко всем чертям, она в жизни ему больше не позвонит! Побледневшая от бешенства, она купила себе в автомате плитку шоколада и мигом ее сожрала.
— Спасибо за лишние калории, чертова акула, кретин!
Она направилась к лестнице. А когда зазвонил телефон и на экранчике обозначилось имя Шарко, улыбнулась до ушей. Дождалась, пока телефон прозвонил столько раз, чтобы пора было включаться автоответчику, и только тогда заговорила:
— Ну? Вам все-таки захотелось узнать?
— Что там в Марселе, лейтенант Энебель?
Люси помолчала, потом начала рассказывать:
— Час назад нам позвонил специалист по фильмам пятидесятых годов. Ему удалось опознать актрису, которая снималась в короткометражке. Эту актрису зовут Жюдит Саньоль, и она еще жива, комиссар.
Шарко тяжело, с гримасой боли, встал со скамейки. Вздохнул.
— Хорошо, я согласен… Вернусь домой, скачаю оба фильма — оригинальный и скрытый, посмотрю наконец, что там такое происходит, надо же разобраться. В котором часу вы завтра будете в Париже?
— Мой поезд прибывает на Северный вокзал в десять пятьдесят две. Отъезд с Лионского в одиннадцать тридцать шесть, прибытие в Марсель в четырнадцать пятьдесят семь. Саньоль предупреждена, она будет ждать нас в гостинице. Я сказала ей, что мы журналисты и делаем репортаж о порнофильмах пятидесятых.
— Тема великолепная. Только вам придется сдвинуть время выезда. Я договорюсь о том, чтобы вы вместе с вашим шефом присутствовали на утреннем совещании в Нантерре. Потом мы вместе уедем оттуда в Марсель.
— Отлично. А теперь расскажите, что вы откопали в Египте.
— Три великолепные пирамиды — Хеопса, Хефрена и Микерина. До завтра, Энебель.
Прежде чем уйти из парка, он потрогал пальцем восемь вертикальных черточек на стволе дуба.
И — один в ночной тьме — сжал зубы.
33
В Нантерр Люси и ее шеф, майор Кашмарек, приехали вместе. Они успели на скоростной поезд на вокзале Лилль-Европа, потом у Северного вокзала в Париже поймали такси, которое и доставило их ко входу в главное здание Центрального управления судебной полиции. День предстоял напряженный, и Люси выбрала себе почти мужскую одежду: облегающие джинсы, хлопчатобумажную майку с короткими рукавами и кроссовки с тупыми носами. Она любила одеваться по-мужски, чтобы не выделяться среди коллег. Не пробило еще и десяти утра, но солнце жарило так, что поплыл асфальт. Над столицей и пригородами медленно поднималось облако загрязненного воздуха.
Внутри здания было прохладнее. В комнате для совещаний Шарко и Мартен Леклерк горячо обсуждали факс, который глава управления по борьбе с преступлениями против личности только что получил из посольства Франции в Египте. Гнусное письмо с обвинениями в адрес комиссара.
— Лебрен отправил копию Жослену. Тебе еще припомнят эту историю.
Шарко пожал плечами:
— Я и без того у шефа не в чести, историей больше, историей меньше, какая разница.
— То-то и оно, что историей больше! Сам же и даешь ему повод. А в какое положение ты меня ставишь? Будто мало сейчас свалилось на мою голову…
Зазвонил мобильник Леклерка, он глянул на дисплей — выражение его лица мигом изменилось:
— Катя…
Мартен отошел в сторону. Шарко, стоя на месте, смотрел, как он ходит взад-вперед, и ему казалось, что начальник и друг сейчас не совсем в своей тарелке: какой-то он чересчур нервный, да и дело, похоже, не слишком его волнует. Размышления комиссара прервали, войдя в комнату, Люси и Кашмарек. Леклерк сразу же распрощался с женой, вид у него был недовольный. Парижские полицейские пожали руки коллегам из Лилля. Обмен любезностями. Люси украдкой улыбнулась комиссару, а Кашмарек с Леклерком отправились поговорить за чашкой кофе.
— Похоже, Египет не пошел вам на пользу, — сказала она тихо. — Нос у вас, однако… Что там произошло?
— Ничего особенного. Напал москит огромного размера. Просто гигант. Вам у нас нравится?
Люси осмотрелась, глаза ее заискрились:
— Ну! Самое что ни на есть сердце французской судебной полиции! Место, через которое проходят все громкие уголовные дела. Несколько лет назад мне оно было известно только по романам: я тогда печатала для начальства рапорты, ну и если выдавалась свободная минутка, сразу хваталась за книжку.
— Нантерр — это еще что… Вот дом тридцать шесть…
[22]
— О-о, дом тридцать шесть — это уже просто миф!
— А представьте мое состояние, когда в один прекрасный день я, прибыв с севера, вышел на работу в знаменитом доме номер тридцать шесть по набережной Орфевр! Представьте мою гордость, когда я впервые поднимался по старинным скрипучим ступенькам, прямо как комиссар Мегрэ! Вот сейчас я получу доступ к самым темным, самым запутанным, самым волнующим расследованиям! Да, я был счастливейшим человеком на свете. Вот только из-за этого я потерял все, что у меня было раньше: привычное место жительства, нормальную жизнь, человеческие отношения с соседями, друзьями… Правда в том, что дом тридцать шесть весь провонял убийством и потом.
Люси вздохнула:
— Вы только со мной так себя ведете или вообще склонны затыкать рот собеседнику?
Не прошло и нескольких минут, как все они уже сидели за круглым столом, перед каждым лежала стопка бумаги, каждый достал авторучку. Примчался и Перес, застрявший в пути из-за парижских пробок.
Леклерк сказал короткое вступительное слово: прежде всего надо было обозначить направления, по которым ведется расследование, затем отчитаться о проделанной работе, чтобы все располагали одинаковым объемом информации. С этой же целью глава Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности показал собравшимся оба фильма 1955 года: полную версию и «подложку» из скрытых кадров. И снова на лицах появилось выражение любопытства, смешанного с отвращением.
