Пока я опускался в море, мои пациенты, конечно, видели совсем другое. Они погружались в воспоминания, в прошлое, оказывались в детской, там, куда ходили подростками, на родительской даче или в гараже девушки-соседки. Они не знали, что для меня они в это же самое время пребывают глубоко под водой, медленно падая вдоль гигантских кораллов, рифов или шероховатых стен трещины в скале.
В моих мыслях мы все вместе погружались в прошитую пузырьками воду.
Сегодня я хотел увести их за собой в гипноз довольно глубоко. Мой голос проговаривал цифры, твердил о приятном расслаблении, а в ушах у меня гудела вода.
— Я хочу, чтобы вы погрузились глубже, еще немного, — говорил я. — Продолжайте опускаться, но теперь медленнее. Скоро вы встанете, очень мягко и спокойно… немного глубже, еще немного, а теперь встаем.
Группа стояла полукругом напротив меня, на песчаном морском дне. Плоском и обширном, словно гигантский пол. Вода была светлой, зеленоватой. Песок под ногами перекатывался мелкими правильными волнами. Над нами проплывали красные медузы. Плоские рыбки то и дело поднимали облачка песка и уносились прочь.
— Сейчас мы очень глубоко, — сказал я.
Они открыли глаза и смотрели прямо на меня.
— Шарлотте, сегодня ваша очередь начинать, — продолжал я. — Что вы видите? Где вы находитесь?
Ее губы беззвучно шевельнулись.
— Здесь нет ничего опасного, — подбодрил ее я. — Мы все время рядом с вами.
— Я знаю, — монотонно произнесла она.
Ее глаза были ни открыты, ни закрыты. Прищуренные, как у лунатика, пустые и отсутствующие.
— Вы стоите перед дверью, — сказал я. — Хотите войти?
Она кивнула, ее волосы колыхнулись от потока воды.
— Входите, — велел я.
— Хорошо.
— Что вы видите?
— Не знаю.
— Вы вошли? — спросил я с ощущением, что поторопился.
— Да.
— Но ничего не видите.
— Как сказать…
— Там что-нибудь странное?
— Не знаю, вряд ли…
— Опишите, что видите, — быстро попросил я.
Она покачала головой; пузырьки воздуха поднялись из ее волос и, сверкая, устремились к поверхности. Я понял, что допустил ошибку, что оказался нечутким, не вел ее, а пытался толкать вперед. И все же не смог удержаться и сказал:
— Вы вернулись в дедушкин дом.
— Да, — глухо ответила она.
— Вы уже перед дверью и идете дальше.
— Я не хочу.
— Сделайте всего один шаг.
— Может быть, не прямо сейчас, — прошептала она.
— Поднимите глаза и посмотрите.
— Не хочу.
У нее задрожала нижняя губа.
— Вы видите что-то странное? — спросил я. — Что-то, чего там не должно быть?
Глубокая морщина легла на лоб Шарлотте, и я внезапно понял, что она слишком быстро уходит от меня, просто вырывается из гипноза. Это могло оказаться опасным и иметь скверные последствия. Если Шарлотте выйдет из транса слишком быстро, она может погрузиться в глубокую депрессию. Большие пузырьки вырывались из ее рта сверкающей цепочкой. Лицо блестело, и сине-зеленая дорожка пробежала по ее лбу.
— Не нужно, Шарлотте, вам не обязательно смотреть, — успокаивающе сказал я. — Если хотите, можете открыть стеклянные двери и выйти в сад.
Шарлотте задрожала всем телом, и я понял, что опоздал.
— Теперь успокойтесь, — прошептал я и протянул руку, чтобы погладить ее.
Ее губы побелели, а глаза широко раскрылись.
— Шарлотте, мы все вместе осторожно возвращаемся на поверхность, — сказал я.
Ее ноги подняли густую тучу песка, когда она поплыла вверх.
— Подождите, — еле слышно позвал я.
Марек смотрел на меня, пытаясь что-то крикнуть.
— Мы уже возвращаемся наверх, сейчас я сосчитаю до десяти, — продолжал я, пока мы торопливо поднимались к поверхности. — И когда я произнесу «десять», вы откроете глаза и почувствуете себя хорошо…
Шарлотте перевела дыхание, неуверенно встала со стула, поправила одежду и вопросительно посмотрела на меня.
— Сделаем перерыв, — предложил я.
Сибель медленно поднялась и ушла курить. Пьер последовал за ней. Юсси остался сидеть на стуле, тяжелый и вялый. Никто из них не проснулся до конца. Возвращение на поверхность оказалось слишком резким. Но так как нам предстояло скоро вернуться на глубину, я подумал, что лучше оставить членов группы в этом смутном состоянии. Я остался сидеть на стуле, потер лицо и сделал несколько пометок. Тут ко мне подошел Марек Семиович.
— Молодец, — сказал он и сухо улыбнулся.
— Получилось не так, как я планировал, — ответил я.
— По-моему, это здорово.
Приблизилась Лидия в своих звенящих украшениях. Ее крашенные перышками волосы вспыхнули, как медные нити, когда она попала под солнечный луч.
— Что? — спросил я. — Что здорово?
— Что вы поставили эту шлюху из высшего общества на место.
— Ты что говоришь? — заинтересовалась Лидия.
— Я не о тебе, я про…
— Ты же не станешь утверждать, что Шарлотте проститутка, потому что это не так, — мягко сказала Лидия. — Правда, Марек?
— Ладно, ну ее.
— Ты знаешь, что делают проститутки?
— Да.
— Быть проституткой, — с улыбкой продолжала Лидия, — это не обязательно плохо. Это выбор человека, и тут дело в шакти, женской энергии, женской силе.
— Точно, они хотят заиметь силу, — энергично подтвердил он. — Ни черта их не жалко.
Я отошел, просматривая записи, но продолжая прислушиваться к их разговору.
— Бывают такие люди, которым не удается уравновесить свои чакры, — миролюбиво сказала Лидия. — И они обычно плохо себя чувствуют.
Марек с беспокойным видом уселся, облизнул губы и посмотрел на Лидию.
— В вороньем замке творились всякие вещи, — тихо произнес он. — Я это знаю, но…
Он замолчал и так стиснул зубы, что желваки заходили.
— Ничто не есть ошибка. — Она взяла его за руку.
— Почему я не могу вспомнить?
Вернулись Сибель и Пьер. Все были притихшие и подавленные. Шарлотте выглядела так, словно сейчас сломается. Она стояла, обхватив себя за плечи тонкими руками.
Я поставил в камеру новую кассету, быстро наговорил время и дату, объяснил, что члены группы все еще пребывают в постгипнотическом состоянии. Посмотрел в видоискатель, немного поднял штатив и направил камеру. Потом расставил стулья и попросил пациентов снова занимать места.
