— Нет. Я встречал дочь Девлина во время демонстраций, еще весной, но она гораздо старше. Розмари или Розалин, что-то вроде этого.
— Что вы о ней думаете? — спросила Кэсси.
Марк пожал плечами.
— Симпатичная девушка. Любит поговорить. Она сидела за столиком регистрации, собирала подписи, но мне показалась, что ей больше хотелось флиртовать с парнями, нежели протестовать.
— Значит, она показалась вам красивой, — произнес я, подойдя к зеркальному стеклу и разглядывая свой подбородок.
— Довольно миловидная. Не в моем вкусе.
— Но вы заметили, что она отсутствовала на следующих демонстрациях. Хотели с ней встретиться?
Я увидел в зеркале, как он с подозрением уставился мне в спину. Затем отложил фото и вскинул голову.
— Нет.
— Вы пытались установить с ней какой-нибудь контакт?
— Нет.
— Как вы узнали, что она дочь Девлина?
— Не помню.
Наш разговор нравился мне все меньше. Марк отвечал резко и нетерпеливо — его сбивал с толку град беспорядочных вопросов, — но ни нервным, ни испуганным не выглядел. Допрос вызывал у Марка лишь раздражение, я не замечал в нем ничего похожего на чувство вины.
— Скажите, — обратилась к нему Кэсси, — что вообще за проблема с шоссе?
Марк усмехнулся:
— О, это очень милая история. Правительство объявило о планах строительства в 2000 году. Все знали, что район очень богат в смысле археологии, поэтому туда послали группу ученых. Обследовав место, они сообщили, что оно еще важнее и интереснее, чем они думали, и только идиот может строить там дорогу. Шоссе надо перенести. Правительство ответило — ах как интересно, большое спасибо, и оставило все как есть. Пришлось приложить титанические усилия, чтобы они разрешили раскопки. Наконец нам дали «добро» два года на работу, хотя нужно как минимум пять. С тех пор тысячи людей протестуют против этой дороги разными способами — петиции, демонстрации, судебные иски. Правительство даже ухом не ведет.
— Но почему? — удивилась Кэсси. — Почему они просто не передвинут шоссе?
Марк пожал плечами и раздраженно скривил губы.
— А что вы меня спрашиваете? Лет через десять — пятнадцать все выяснится в каком-нибудь суде. Но будет уже поздно.
— Как насчет вторника? — спросил я. — Где вы находились ночью?
— Все там же — в нашем домике. Теперь я могу идти?
— Пока нет. Когда вы в последний раз провели ночь на месте раскопок?
Марк слегка напрягся.
— Я никогда не был там ночью, — произнес он после паузы.
— Правда? И в соседнем лесу тоже?
— А кто сказал, что я там находился?
— Бросьте, Марк! — резко вмешалась Кэсси. — Вы ночевали там в понедельник или во вторник. Если понадобится, мы представим веские доказательства, но это будет напрасной тратой времени, в том числе для вас. Я не думаю, что вы убивали девочку, но мы хотим знать, что вы делали в лесу и что там видели и слышали. Мы можем потратить остаток дня, вытягивая из вас информацию, а можем покончить с этим прямо сейчас и вернуть вас на работу. Решайте сами.
— Какие еще доказательства? — скептически поинтересовался Марк.
Кэсси заговорщицки улыбнулась, достала из кармана полиэтиленовый пакетик и покачала им перед носом у археолога.
— ДНК. Вы оставили окурки на своем привале.
— Черт, — пробормотал Марк, глядя на пакетик. Казалось, он не знал, надо ему сердиться или нет.
— Я просто выполняла свою работу, — весело пояснила Кэсси и убрала улику.
— Черт, — повторил Марк. Он прикусил губу, но не удержался от хмурой усмешки. — А я попался как дурак. Вы та еще штучка.
— Да уж. Так как насчет ночевки?
Молчание. Наконец Марк шевельнулся, взглянул на часы и вздохнул.
— Да. Я провел там странную ночь.
Я обошел вокруг стола, сел и открыл блокнот.
— В понедельник или во вторник? Или оба раза?
— В понедельник.
— В какое время вы туда явились?
— Примерно в половине девятого. Я развел костер, а когда он догорел, заснул. Это было около двух часов.
— Вы делаете это на всех раскопках? — спросила Кэсси. — Или только в Нокнари?
— Только в Нокнари.
— Почему?
Марк побарабанил по столу, глядя на свои пальцы. Мы с Кэсси ждали.
— Вам известно, что означает «Нокнари»? — спросил археолог, помолчав. — «Холм короля». Мы не знаем точного происхождения названия, но оно явно связано не с политикой, а с языческой религией. Тут не было королевских захоронений и вообще никакого жилья, зато мы повсюду находим культовые предметы бронзового века — алтарные камни, вотивные фигурки, храмовые чаши, остатки жертвоприношений, в том числе, возможно, человеческих. Этот холм был центром религиозного поклонения.
— Поклонения кому?
Он пожал плечами и забарабанил громче. Мне хотелось хлопнуть Марка по пальцам.
— Значит, вы были на страже, — негромко заметила Кэсси. Она небрежно откинулась на стуле, но не спускала с Марка внимательного взгляда.
Тот смущенно проговорил:
— Что-то вроде этого.
— А пролитое вино? — продолжила Кэсси. Марк быстро поднял голову, но сразу потупился. — Возлияние богам?
— Наверное.
— Давайте уточним, правильно ли я вас понял, — произнес я. — Вы решили поспать недалеко от места, где убили девочку, и хотите заставить нас поверить, будто сделали это из религиозных соображений?
Марк вдруг вспыхнул, подался вперед и ткнул в меня пальцем. Я невольно отпрянул.
— Вот что я вам скажу, детектив! Я не верю в Бога, ясно? Ни в какого. Религия существует для того, чтобы держать людей в узде и нести деньги в общую копилку. Когда мне исполнилось восемнадцать, я вычеркнул свою фамилию из церковной метрической книги. И в правительство я тоже не верю. Это та же церковь, только на свой лад. Слова разные, а цель одна: прижать к ногтю бедняков и поддержать богачей. Я верю лишь в то, что находится в той земле, которую мы сейчас копаем. — Его взгляд был острым, почти разъяренным, как у стрелка, засевшего на обреченной баррикаде. — Там куда больше вещей, достойных поклонения, чем в любой церкви. То, что на этом месте собираются проложить дорогу, настоящее кощунство. Если бы кто-нибудь решил снести Вестминстерское аббатство и устроить стоянку для машин, вы бы тоже стали винить людей, вставших на стражу? Так какого черта вы на меня смотрите снисходительно, когда я делаю то же самое?
Он уставился на меня в упор, пока я не заморгал, потом откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
