— Не исключено. Хотя что-то не сходится. В подобных случаях матери обычно связаны с медициной — работают медсестрами или сиделками. — Согласно данным полиции, Маргарет бросила школу в пятнадцать лет и до замужества работала на кондитерской фабрике «Джейкобс». — Кстати, загляни в журнал приемов. Маргарет лишь в половине случаев приводила Кэти в больницу; в другое время это были Джонатан, Розалинда, Вера, один раз даже учительница… Для матерей с синдромом Мюнхгаузена самое главное — внимание и сочувствие врачей и медсестер. Они не допустят, чтобы в центре внимания находился кто-нибудь другой.
— Значит, Маргарет вычеркиваем?
Кэсси вздохнула:
— Она не подходит под общепринятый стандарт, но это не важно, могут быть исключения. Надо бы взглянуть на медицинские карты других девочек. Такие матери редко занимаются одним ребенком и не обращают внимания на остальных. Чтобы избежать подозрений, они переключаются с одного на другого или начинают с самого старшего, а позднее, выжав из него все, что можно, переключаются на младших. Если Маргарет замешана, с другими дочерьми тоже должно быть что-то не так: скажем, весной, когда Кэти перестала болеть, возникли проблемы со здоровьем Джессики… Давай поговорим с родителями?
— Нет, — возразил я. В комнате стоял шум, словно все «летуны» говорили одновременно. Я был сбит с толку и не мог сосредоточиться. — Девлины не знают, что они подозреваемые. Лучше пусть так и остается, пока мы не найдем что-нибудь посерьезнее. Если мы начнем их допрашивать насчет здоровья Розалинды и Джессики, они сразу насторожатся.
— Что-нибудь посерьезнее… — пробормотала Кэсси. Она смотрела на рассыпанные по столу листки, смесь принтерных распечаток с исписанными от руки клочками и ксерокопиями снимков, затем перевела взгляд на белую доску, испещренную множеством фамилий, телефонных номеров, фотографий, разноцветных стрелочек и схем.
— Да, — кивнул я. — Знаю.
Школьные успехи девочек оказались, мягко говоря, неоднозначными. Кэти училась неплохо: твердая четверочка с редкими тройками по ирландскому и пятерками по физкультуре. С поведением у нее было все в порядке, если не считать болтовни в классе и частого отсутствия на уроках. Розалинда проявляла больше ума, но и больше нестабильности: за рядом пятерок следовали тройки, а порой и двойки, учителя обеспокоенно писали в дневнике о недостатке внимания и прогулах. Что касается Джессики, то, как и следовало ожидать, ее досье оказалось самым толстым. До девяти лет она училась в обычном классе, но, похоже, потом Джонатан забил тревогу и отдел здравоохранения устроил ей обследование: определили коэффициент интеллекта (от 90 до 105 баллов), неврологических проблем не обнаружили. «Неспецифическая неспособность к обучению с аутистическими признаками», — гласил вывод медкомиссии.
— Что ты об этом думаешь? — спросил я у Кэсси.
— Наша семейка, однако, странная. Получается, что если кто-то и подвергался там насилию, то Джессика. До семи лет абсолютно нормальный ребенок, и вдруг школьные оценки и навыки общения покатились под гору. Для врожденного аутизма поздновато, зато точно совпадает с реакцией на насилие в семье. А Розалинда? Ее вызывающий наряд может быть просто сумасбродной выходкой подростка или свидетельствовать о чем-то более глубоком. Самой нормальной — в психологическом смысле — выглядит Кэти.
Я уловил какое-то движение и развернулся так резко, что авторучка полетела на пол.
— Эй, — удивленно сказал Сэм. — Это всего лишь я.
— Господи, — пробормотал я. Сердце у меня колотилось. Кэсси молча смотрела на меня. Я поднял авторучку. — Не знал, что ты тут. Что у тебя?
— Распечатка телефонных звонков Девлинов, — ответил Сэм и показал пачку бумаг. — Входящие и исходящие.
Он положил листы на стол и аккуратно выровнял края. Номера были выделены разными цветами с помощью маркеров.
— За какой срок? — поинтересовалась Кэсси. Она перегнулась через стол, разглядывая бумаги.
— С марта.
— И это все? За шесть месяцев?
Мне это тоже сразу бросилось в глаза — очень тонкие пачки. Семья из пяти человек, три девочки: телефон должен был просто разрываться от звонков. Я вспомнил мертвую тишину в их доме, когда нашли Кэти, и тихо слонявшуюся по коридору тетю Веру.
— Да, — вздохнул Сэм. — Видимо, они пользовались мобильниками.
— Наверное, — неуверенно отозвалась Кэсси. Я понимал, о чем она думает: когда семья отрезает себя от связи с внешним миром, это верный признак неблагополучия. — У них дома два телефона, один на тумбочке под вешалкой внизу, другой наверху, на лестничной площадке, и провода вполне хватает, чтобы перетащить их в спальню. Мобильники им ничего бы не дали, они и так могли говорить без свидетелей.
Мы уже просмотрели звонки с сотового телефона Кэти. У нее был кредит в десять евро, которые она получала каждое второе воскресенье. Большая их часть уходила на текстовые сообщения подругам — бесконечную переписку на тему телесериалов, домашних заданий и школьных сплетен, с жаргонными словечками и головоломными сокращениями, которые с трудом поддавались расшифровке. Никаких неизвестных номеров, ни одной зацепки.
— А зачем маркер? — удивился я.
— Я попытался установить связи между звонками и разбить абонентов на группы в соответствии с тем, кому они звонили. Похоже, Кэти говорила больше всех: ее номера выделены желтым цветом. — Я пролистал страницы. Действительно, почти половина строчек оказалась желтой. — Синий цвет — сестры Маргарет: одна из Килкенни, другая, Вера, из Нокнари. Зеленым обозначены сестра Джонатана из Этлона, там пансион для престарелых, где живет их мать, а также люди из движения «Долой шоссе!». Лиловый — подруга Розалинды Карен Дэйли, у которой она жила, сбежав из дома. После этого общение между ними почти прекратилось; похоже, Карен не очень понравилось, что ее впутали в семейный скандал; правда, она звонила Розалинде еще несколько недель, но та ей ни разу не перезванивала.
— Вероятно, ей не разрешали, — заметил я. Сердце у меня до сих пор не успокоилось, а во рту стоял резкий, неприятный привкус страха.
Сэм кивнул:
— Возможно, родители считали, что Карен дурно на нее влияет. В общем, это все, что мы имеем, если не считать звонков телефонной компании, которая уговаривала их сменить оператора. Ну и еще… — Он развернул страницы и показал три розовые полоски. — Дата, время и продолжительность звонков совпадают с информацией, которую дал нам Девлин. Все три сделаны с таксофонов.
— Черт! — воскликнула Кэсси.
— Откуда? — спросил я.
— Из центра города. Один с набережной рядом с МЦФУ,
[14]
второй с О'Коннели-стрит. Третий где-то между ними, в районе пристани.
— Иными словами, — закончил я, — это не один из местных парней, которые готовы удавиться из-за денег.
— Да, похоже, он звонил из паба по дороге домой. Конечно, какой-нибудь парень из Нокнари тоже может выпивать в городе, но вряд ли регулярно. Сейчас ничего нельзя определить наверняка, но я бы решил, что у человека имелся личный интерес, связанный со строительством шоссе. И будь я азартным человеком, я бы поставил на то, что он живет недалеко от пристани.
