Вечером играли с Даф в карты на поцелуи. Если я выиграю – я
ее целую, если она – то никто никого. Я победил Даф восемь раз подряд. Вот что
значит логика и жесткое мужское мышление! И чего Улита врет, что стражи, даже
светлые, хорошо играют во все азартные игры?»
Но эта запись длинная и не совсем типичная. Сегодняшняя
запись в дневнике Мефа гораздо более краткая:
«30 я.
Человек с занозой в ноге может думать только про занозу в
ноге. На красоты природы и на Млечный Путь ему в этот момент плевать. Я могу
думать только о той валькирии. Она стала моей занозой.
Арей молчит, но я чувствую, что он ждет».
* * *
Ната разглядывала бело-синего, голого, похожего на
эпилированную курицу, Депресняка. Выгнувшись, кот брезгливо вылизывал кожистое
крыло, настолько прозрачное, что видны были все вены.
– Гламурный у тебя котик! – с насмешкой сказала Ната.
– Да уж, гламурный! Мертвец с содранной кожей и тот
гламурнее, – пробурчала Даф.
Она не воспринимала Нату в той же степени, в которой сама
Ната не воспринимала Даф. Они были слишком разные и абсолютно несовместимые.
Даже полукопченая колбаса и шерстяной носок – и те, встретившись, обнаружили бы
больше общих интересов.
Многократно Даф, склонная к анализу и самокопаниям,
задумывалась, почему она не любит Нату, но так и не пришла к окончательному
выводу. Должно быть, Ната, выверенная до последнего штриха, с отточенными
улыбочками, закаленным эгоизмом и косметикой, наложенной уже в семь часов утра,
для нее была слишком искусственна.
Даф посмотрела на Улиту. Откинувшись в кресле, ведьма
забросила ноги на стол и задумчиво ловила лезвием шпаги отблески свечей. Доносы
лежали неразобранные.
– Наверное, не стоило надуваться большим количеством кофе с
утра. Теперь у меня в голове порхают мотыльки, и работать совсем не тянет, –
пожаловалась ведьма.
– А что, бывают дни, когда тебя тянет работать? – усомнилась
Даф.
Ведьма не ответила. Скорее всего потому, что не расслышала
вопроса. Даф с удивлением взглянула на нее. Улита улыбалась вымученно и
замороженно, что было ей вообще-то несвойственно.
– Ау! О чем ты думаешь? – спросила Даф.
– Мечтаю, чтобы все мои враги набились в две машины, которые
бы врезались в центре перекрестка. А я стояла бы на светофоре и ела мороженое с
вишневым наполнителем!
– Сразу видно, что ты темная. Светлая мечтала бы не так. Она
мечтала бы, чтобы ее враги раскаялись и пришли к ней просить прощения! –
сказала Даф.
– Ага! А потом уселись бы в две машины и врезались в центре
перекрестка! – мстительно закончила Улита.
– Да что с тобой такое? – спросила Даф участливо. С Улитой
что-то творилось. Не надо было быть стражем света, чтобы это заметить.
– Проклятье! Эссиорх! Мы с ним позавчера поссорились. Я его
ненавижу!
– Ты поссорилась с Эссиорхом? С ним же невозможно
поссориться! – не поверила Даф.
Натянутая улыбка Улиты стала похожа на оскал.
– Еще как возможно! С этим светлым ханжой! С этим набитым
идиотом, воспитанным на цветочках и пестиках в их дурацком Эдемском саду!..
Бабник проклятый! Самец!
– Погоди, ты противоречишь сама себе. То воспитан на
цветочках и пестиках, то вдруг бабник. Не стыкуется! – сказала Даф.
– Еще как стыкуется! Знаешь, в чем причина успеха Дон-Жуана?
В том, что подавляющему большинству мужчин женщины интересны лишь в ряду общих
удовольствий… Эссиорх же еще не совсем безнадежен. Или, точнее, теоретически
небезнадежен, – сказала ведьма.
Ната, крутившаяся рядом, не удержалась и ехидно кашлянула.
– Не кашляй на меня, Вихрова! Мне не нужны твои микробы! –
мрачно предупредила Улита.
– Можно подумать, ты на меня никогда не кашляла! –
неосторожно заявила Ната.
– Я – другое дело. Ты моим микробам не нужна. Ты им не
нравишься! Микробусы, идите к мамочке! – сказала Улита.
Она задумчивым, тяжелым взглядом посмотрела на Нату и вдруг
потребовала:
– Быстро заткнула уши!
– С какой стати?
– Считаю до нуля!.. Ну! Ты меня знаешь!
Ната ее действительно знала и потому поспешно заткнула уши.
– Ничего не слышишь? – спросила Улита.
Ната наивно замотала головой.
– Вот и хорошо! Попытаешься перехитрить меня – оглохнешь. Из
ушей до старости будут ползти белые черви, – не повышая голоса, ласково сказала
ведьма.
Даф заметила, что Ната поспешно изменила положение пальцев и
на всякий случай отошла от Улиты шагов на десять. По ходу дела она ухитрилась
скорчить такую гримасу, что, действуй они на Улиту, ведьма немедленно
отправилась бы мылить веревку. Улита, однако, обратила на Нату не больше
внимания, чем хомяк обратил бы внимание на картину Боттичелли.
Даф смотрела на Улиту и думала, насколько серьезна ее ссора
с Эссиорхом. Видимо, ее причины залегали глубже обычных любовных перебранок,
главная прелесть которых в том, что они горячат кровь. Может, Эссиорх
потребовал ответа: с кем ты – со светом или мраком? Обычная же практика Улиты
ставить на расспросах поцелуйную точку на этот раз не принесла результатов.
– Нет. Это обычная его тема. Все было хуже, – беззастенчиво
подзеркаливая, сказала Улита. – Эссиорх заявил: когда общаются двое – более
сильная личность оказывает влияние на более слабую. В результате каждая пара
движется в определенном направлении: некоторые пары деградируют, а некоторые
совершенствуются. Понимаешь?
– Ну так оно примерно и есть. По логике вещей, –
нерешительно признала Даф, думая о себе и Мефе.
Интересно, кто из них двоих кого и куда тянет? Даф хотела
поинтересоваться, насколько увлекательным может быть процесс деградации, но
передумала. Ведьмы, даже неглупые, вспыльчивы как порох и обидчивы как сиамские
кошки. Поди объясни, что тебе это нужно в порядке обогащения личного опыта.
– Этот светленький чистюля утверждает, что, общаясь со мной,
опрощается. Кроме того, он не замечает, чтобы я сколько-нибудь ощутимо
продвинулась к свету. Я-де воспринимаю его только как тело, а на все прочее, на
душу там, на высокое мне плевать! Нет, как это тебе?
