Кикимор ностальгически вздохнул. Нос у него сделался
пунцовым. Ушки тоже приятно порозовели. Ирка подумала, что не стоит искушать
судьбу. Дав ей осенью слово, Антигон держался уже три или четыре месяца, однако
Ирка чувствовала, что он на пределе. Еще немного и – новый загул.
– Только попробуй! – предупредила она кикимора. – Что ты
смотришь на меня гриппозными глазками? Сейчас у кого-то будет сотрясение
отсутствующего мозга!
Антигон провоцирующе фыркнул:
– Ах, хозяйка! Вы только обещаете!
Ирка вспомнила о снегопаде, о котором упоминал Багров.
Интересно, это правда, что через неделю одноэтажные дома окажутся под снегом?
Можно представить, что станет с городом. Люди, как кроты, копошатся в спешно
вырытых узких тоннелях. В разрезе тоннеля лишь узкая полоска белесого неба, и
снег все валит, валит… И что, интересно, предпринимает по этому поводу свет?
Неожиданно короткий стук в люк заставил Ирку замереть. Кто
это может быть? Снова Багров? А если нет, то кто? Обычные люди не в состоянии
увидеть «Приют валькирий». Для них он навеки останется пустым сгоревшим
вагончиком, невесть зачем торчащим на столбах в чаще леса.
Стук повторился. Ирка оглянулась на Антигона. Правильно
истолковав ее взгляд, кикимор скользнул к люку и замер с булавой наготове. Мало
ли кого из магов или темных стражей занесло к ним в этот час?
Ирка открыла. Кто-то резво влез по канату и остановился,
отряхиваясь. К Ирке и Антигону он стоял спиной, занятый пока только борьбой со
снегом.
Антигон, крякнув, занес булаву.
– Не надо! Погоди! – крикнула Ирка.
– Чего годить-то? По мне лучше бы тюкнуть для надежности! –
огорчился кикимор.
Человек наконец повернулся к ним. Перед Иркой, весь
облепленный снегом, в нелепой полосатой шапке с помпоном, какую не встретишь и
в рекламе препаратов от насморка, стоял Эссиорх. Он был небрит, глаза
воспалены. Не обращая внимания на Антигона, он прошел мимо Ирки и устало рухнул
в кресло. Кикимор, замерший с занесенной булавой, сообразил, кого он только что
едва не огрел, и ужасно смутился. Чтобы как-то выйти из положения, Антигон
сделал вид, что чешет булавой спину.
– Лопатки так и сводит, так и сводит. Уж и не знаю, что
такое. Прям дерет! – забубнил он.
– Привет, Эссиорх! А где твой мотоцикл? – спросила Ирка,
привыкнув, что они неразлучны, как сиамские близнецы.
– А… там! Теперь уж до весны… – хранитель неопределенно
махнул рукой в пространство.
Ирка выглянула. Повсюду был лишь лес. «Там» – это могло быть
где угодно. Чудо, что Эссиорх вообще сумел проехать. Снег все валил и валил. Казалось,
деревья – единственное, что реально существует в этом белом безмолвном царстве.
Они, как черные нитки, прошивали реальность, скрепляя ее.
– Матвей говорит, что снегопад магический и вызван
артефактом. Снежинки какие-то не такие, – сказала Ирка.
Эссиорх настороженно взглянул на нее.
– Так и есть. Артефакт уже ищут. И наши, и комиссионеры. Но
в этом снегу, сама понимаешь, все очень непросто, – сказал он.
– А что за артефакт?
– Постарайся обойтись без глупых улыбок: Мистический Скелет
Воблы… Ну я же просил! Это не так смешно, как кажется.
Хранитель отрешенно выглянул в окно.
– Ты неважно выглядишь! – сказала Ирка.
– Это что-то меняет? – резко спросил Эссиорх.
Ирка растерялась.
– Нет.
– Тогда зачем об этом упоминать?
Эссиорх чихнул и, уставившись на ботинки, стал стучать
носками, отряхивая снег. Он был задумчив. Снегопад явно был не единственной
причиной его волнений. Обычная взрослая история. Мелкие неприятности вытесняются
крупными.
– Не слишком-то ты любезен, – заметила Ирка.
– Еще бы. Хорош добрый ангел! Устраиваю судьбы других и не
могу устроить собственной, – сказал Эссиорх с кривой усмешкой. На его лице, как
показалось Ирке, отразилось не страдание, а лишь старая привычка чувствовать
себя фоново несчастным.
– А ты как хотел? Для добрых ангелов это типично. Ну так что
стряслось, если в порядке убывания трагичности?
– Лучше в порядке возрастания! Я простужен, сердит,
поссорился с Улитой, и у меня скверные новости оттуда, – Эссиорх ткнул пальцем
в потолок.
Проследив за его пальцем, Ирка увидела лишь паутину, и ей
стало совестно вдвойне: за неспособность мыслить абстрактно и за лень. За два
месяца зимы она так и не удосужилась смести паутину. С другой стороны, ей было
жаль паука. Чужой труд надо уважать.
– Человеческий мир втягивает меня, отсекая все высокое. Еще
немного, и я стану просто мотоциклистом, и интересы у меня будут как у среднего
мотоциклиста: байк, пиво, девочки. И если данная культурная парадигма и будет
подвергаться изменениям, то лишь в векторе элементарного количественного
увеличения трех упомянутых ценностных центров, – продолжал Эссиорх.
Ирка улыбнулась.
– Ну до настоящего мотоциклиста тебе еще далеко. В плане…
м-м… культурной парадигмы.
– Ты действительно так считаешь? – с надеждой спросил
Эссиорх, не замечая иронии. – Теперь вот с Улитой. Думаю, мне стоит с ней
расстаться.
– Погоди! Разве ты ее не любишь? – удивилась Ирка.
Эссиорх вздохнул так уныло, что паутина на потолке вздулась
и опала.
– Люблю. Ее нельзя не любить. Улита уникальна. Она сама
лекарство от самой себя. Сама ранит и сама же залечивает раны. Но это ничего не
значит.
– Почему?
– Потому что я не могу сделать ее лучше. Не могу заставить
забыть мрак и шагнуть к свету. Даже не могу вернуть ей эйдоса. А если так, то
стоит ли продолжать такое общение?.. Это тупик.
Ирка взглянула на Антигона. Домовой кикимор слушал Эссиорха
открыв рот. На верхней челюсти поблескивали вампирьи клыки, невесть уж чье
наследство. Антигон любил умные разговоры, причем любил тем сильнее, чем меньше
понимал смысл.
– По-моему, ты усложняешь, – сказала Ирка, подумав, что то
же можно сказать и о ней самой. Смешно, что другим мы даем советы, которым не
следуем сами.
