Меф молчал, не оправдываясь. Он готовился уже к новой боли,
но тут что-то отвлекло Арея. Рядом с ним материализовался один из суккубов –
маленький потненький старичок, у которого не было даже имени, а лишь загадочная
фамилия Маравебердыев. Под этой фамилией он, во всяком случае, числился в
списках отчетности мрака. Эйдосов Маравебердыев приносил немного, зато был
незаменим в слежке. Так уж он устроен, что на него никто и никогда не обращал
внимания. Взгляд соскальзывал с него, точно старичок был облит жидким мылом из
туалета супермаркета.
Маравебердыев склонился к уху Арея и что-то поспешно
зашептал. Меф увидел, как Арей брезгливо отодвинулся и вытер ухо. Должно быть,
суккуб забрызгал его слюной.
Мечник махнул рукой, и Маравебердыев исчез. Арей задумался о
чем-то, не глядя на Мефа. Насколько можно было судить по его лицу, мысль была
неприятной. Меф уже решил, что мечник забыл о нем, когда Арей вдруг сказал:
– Тебе повезло, если это можно назвать везением. Задание
отменяется или скорее откладывается на неопределенное время… Пока это мое
решение, но, думаю, на этот раз Лигул без возражений ко мне присоединится, –
сказал Арей.
– Лигул. Но почему?
– Светлые знают, что ты охотишься за валькирией, и
пользуются этим, чтобы охотиться за тобой. Мы не можем так рисковать.
– Светлые знают? Но откуда? – озадачился Меф.
Арей поморщился:
– Снова вопросы! Твоя наивность граничит с идиотизмом! Ты
что, не заметил, как златокрылые подменили тебе шар?
Меф запоздало вспомнил, что туман в шаре был не темным, а
золотистым. Тогда, правда, это его не особенно удивило, но теперь, после слов
Арея, старые сомнения всколыхнулись.
– Златокрылые? Но я же нигде не… Так, значит, тот старикан с
собакой… – начал он озадаченно.
Арей расхохотался.
– С собакой? Так ты поверил, что это была собака? Запомни,
синьор-помидор: ничто не врет чаще глаз.
Глава 7
Нилб!
Integer vitae scelerisque purus
Non eget Mauris jaculis, neque arcu,
Nec venenatis gravida sagittis,
Fusce, pharetra…[10]
Гораций. «Оды».
– Нилб! – сказал Меф, вытирая покрытый гарью лоб.
С недавних пор он произносил слово «блин» именно таким
образом. Равно как и некоторые другие слова, которые исключительно понимали комиссионеры.
Особенно из тех, что являлись порой из невесть какой глуши в телогрейках и
резиновых сапогах, принося с собой эйдосы в устарелых железных колбасках из-под
валидола или на дне стеклянных мерзавчиков.
Таким экземплярусам нельзя было сказать «Обождите!», а
только «Куды прешь?». И не «Отойдите от стола!», а «Ща нос вомну!».
– Нилб! – повторил Меф.
Почти двадцать минут, размахивая ботинком, он гонялся за
огнедышащей – а точнее, огнеплюющей сороконожкой. Сороконожка выпрыгнула со
страниц книги, когда он случайно прочитал вслух одно магическое заклинание, не
отмеченное в книге даже кавычками. Ох уж эти скрытые цитаты!
Комната выглядела закопченной. Все, что могло сгореть,
сгорело. Все, что могло оплавиться, оплавилось. Шторы были похожи на… хотя
этому безобразию нет названия. Да и на что могут быть похожи болтавшиеся на
карнизе кольца, а тлеющая вонючая дрянь – это разве матрас? Однако больше всего
Мефу было жаль фотографии, которая стояла у него на столе до той минуты, пока
двойной огненный плевок не превратил ее в ничто.
Фотография была с секретом. На ней как будто была Зозо, но
стоило отвернуть рамку, и под первой фотографией оказывалась Даф, снятая летом
на пляже, когда она на две недели летала к морю.
– Это завсегда похвально, когда молодые люди любят своих
мам… Я так тронут! Просто слов нет, одни эмоции! – заявил как-то Тухломон,
всунувший в комнату свое любопытное рыльце. Он зарыдал бы от умиления, не
вышиби его Меф пинком за дверь.
– Я тебя прощаю! Ты жертва нашего века. В наше суровое время
так мало человеческого тепла! – философски прошамкал Тухломон, скатываясь по
лестнице.
Спустившись в приемную, Меф застал тренировку в самом
разгаре. Арей занимался с Натой, Чимодановым и Мошкиным. Улита и Даф
ограничивались ролью наблюдателей. Ведьма следила за боем с азартом, едва
удерживаясь, чтобы не вмешаться. Даф морщилась. Она не любила ничего
колюще-режущего. В случае необходимости ей хватало флейты.
Чимоданов, вооруженный коротким широким мечом, нападал
яростно, но был слишком предсказуем. Все его атаки прочитывались еще до начала.
Бойцу уровня Мефа было нечего с ним делать. Мастер же уровня Арея заколол бы
его спичкой.
Ната больше визжала и строила глазки, чем думала о защите и
атаках. Рапира, которой она вооружилась по примеру Улиты, была гораздо опаснее
для самой Вихровой, чем для ее противников. Зато чего у Наты действительно было
много, так это азарта. Уронив рапиру, она, недолго думая, сорвала с ноги туфлю,
а, потеряв туфлю, кинула в Чимоданова вазой.
– Ты что, озверела, психопатка? Сейчас по мозгам получишь! –
взвыл Петруччо.
Улита поймала его за локоть.
– Спокойно, юноша! Держите свои эмоции в трехлитровой
сберегательной банке! Никто друг друга не убивает! Это всего лишь мирная
дружеская резня! – сказала она.
У Евгеши дела шли, как ни странно, неплохо. Он работал
чисто, но как-то слишком беззубо, без задора и азарта. Лицо у него во время
рубки было виноватое, точно он говорил своему противнику: «Все это ужасно
глупо, все эти мечи, все эти удары. Я тебе не надоел, нет? А мне-то самому как
это все надоело!»
Арей наконец дал сигнал остановиться. Мефодий понял, что
сейчас будет разбор полетов. И он действительно состоялся.
– Я не нанимался созерцать это убожество, – сказал Арей
Чимоданову.
Нате он кивнул сдержанно и вполне благосклонно. Видимо, не
ожидал от нее большего.
– А у меня? Все плохо, да? – попытался сам догадаться
Мошкин.
– У тебя внешне все нормально, но ты пока не боец. И не
уверен, что когда-нибудь им будешь, – с сожалением сказал Арей Мошкину.
– Почему?
