– От клинка ты уклоняешься так далеко, что это уже походит
на панику. С противником ты церемонишься. Даешь ему работать. Рубка на мечах не
шашки. Здесь не требуется ходить по очереди. Почему ты не сделал выпад, когда
Чимоданов открылся?
– Э… ему было бы больно.
– Ну хорошо. А по кисти почему ты его не рубанул?
– Боялся попасть по пальцам.
– О Тартар, за что мне такое испытание? И это ученики мрака,
наша гордость и надежда! Первый осел бьет второго осла железкой по голове, а
второй осел думает о его пальцах!.. И это в то время, когда третья макака
хихикает и строит всем рожи! – простонал Арей и отвернулся.
В резиденции воцарилось долгое молчание. Улита от нечего
делать взяла со стола выпущенный на Лысой Горе журнальчик.
– Никто не хочет развлечься? Вступительные тесты в
магический колледж! Читать? Там всего один вопрос.
– Давай! – сказала Даф.
– Закончите историю! «Одна девочка гуляла в лесу и нашла
замерзшую змею. Девочка подошла и…»
– Откусила ей голову, чтобы выгрызть спинной мозг. Говорят,
помогает от перхоти, – кровожадно сказал Чимоданов.
Зудука на его плече потер ручки. Глазки его загорелись.
Улита, склонив голову, посмотрела на Петруччо долгим проникновенным взглядом.
– Фу, какая гадость! Дорогой, ты перепутал магический
колледж и маньячное училище. Тест провален. Еще версии? Ты, Мошкин?
– Д-девочка выкопала я-ямку. Похоронила змею, сделала холмик
и положила сверху камень, – предположил Евгеша.
Улита похлопала его по широкому плечу.
– Умничка, чувствуется опыт! Спорю, что у тебя в детстве был
хомячок… А вдруг змея жива, а ты ее закопал, да еще и камнем придавил. Низкий
балл… Еще желающие? Мефодий?
– Ну… э… девочке стало жаль змею, и она сунула ее за пазуху,
чтобы согреть своим теплом. Змея отогрелась и укусила девочку. Хорошая девочка
умерла. Змея же вновь притворилась замерзшей. Это была уже седьмая ее девочка в
эту зиму… – сказал Буслаев.
Ведьма посмотрела на него не без уважения.
– Шмыг-шмыг! Я рыдаль!.. Так, ценой своей жизни, юннаты
спасали редкие виды пресмыкающихся… Не знаю, как остальные экзамены, но этот
тест ты бы прошел. Ты, Даф?
– А, может, все было не так? Может, змея была заколдованным
принцем и ждала именно этого часа, чтобы кто-то снял заклятие? – с надеждой
спросила Дафна.
Улита фыркнула:
– От тебя, светлая, ничего другого я не ожидала… Лишь ты
умеешь приляпать свадебный хеппи-энд в историю с гадюкой. Только вообрази себе
эту шизофреничку, которая идет и целует всех подряд: кошек, сусликов, змей,
жаб. И все в надежде, что хоть кто-то превратится в принца и на ней женится. А
потом какая-нибудь жаба – раз! – и превращается в пьяного водопроводчика,
который был наказан за то, что перепутал резервуар родниковой воды с
канализацией.
Даф улыбнулась – открыто, радостно. Ее улыбка обезоруживала.
Даже самоуверенная ведьма после такой улыбки ощущала себя не в своей тарелке.
Шуточки должны жалить, когда же они не жалят и тебе так спокойно улыбаются,
ощущаешь, что что-то не в порядке в датском королевстве.
– Съехидничала? Надеюсь, тебе стало легче, – сказала Даф.
– И не надейся… Ты мне лучше другое скажи. Если б история
Мефа о змее, которая ужалила отогревшую ее девочку, была правдой, попала бы
девочка в Эдемский сад, или о ней сказали бы там, что она непроходимая дура?
Даф честно задумалась. Признаться, этические задания всегда
давались ей со скрипом.
– Скорее всего попала бы, – предположила она осторожно. – Но
не только потому, что пригрела змею. Тут все сложнее. У одних к поступку ведет
длинный и мучительный путь, другим же поступок дается легко – как дыхание, как
продолжение мысли.
– Вот-вот. Полностью согласен с предыдущим оратором.
Пожертвовать жизнью сознательно – это одно, а случайно подавиться во сне
вставными зубами – другое. За второе проездные билеты в Эдем не выдаются, –
демагогически заявил Меф.
Арей хлопнул ладонью по столу и молча ткнул пальцем в
групповой портрет бонз мрака. Бонзы мрака на портрете слушали их разговор с
жадным вниманием.
– Главное отличие умного от дурака в чем? – спросил Арей.
– Дурак слюни пускает, – сказал Меф.
– Нет. Слюни – это уже дело третье. В том, что умный мечтает
про себя. Адью, господа! – сказал Арей.
В следующую секунду он щелкнул пальцами и куда-то исчез.
Исчез мгновенно, без шума, пыли, молний и прочей скучной рутины, которой так
любят сопровождать телепортацию дилетанты. Мефодий посмотрел на его освободившееся
кресло и подумал, что сесть туда, конечно, можно, но почему-то не хочется.
С исчезновением Арея исчезла и та нотка официальности,
которая заставляла всех вести себя более-менее прилично. Чимоданов обнаглел и
стал ссориться с Натой, но получил отпор и переключился на Мошкина, как на
самого безобидного. Мошкин слушал Чимоданова рассеянно, улавливая лишь обрывки
слов. Вокруг Евгеши вился Зудука, казавшийся продолжением своего хозяина. За
спиной он прятал, судя по застенчивой улыбочке, что-то особенно пакостное.
Дафне надоело попусту беспокоиться, и она поднесла к губам
флейту. После короткой лирической маголодии – сугубый экспромт! – на Зудуке
очутились смирительная рубашка и почему-то синяя купальная шапочка. Эта шапочка
взялась неизвестно откуда и очень озадачила Даф, вовсе не стремившуюся к тому,
чтобы она возникла. «Наверное, побочный продукт магии!» – подумала она.
На улице мело. Ветер гнал по Большой Дмитровке волны снега,
колючие, как деньрожденный поцелуй небритого родителя. Снег вновь вошел в
контакт с Мистическим Скелетом Воблы. Мошкина, единственного, кто видел
мистическую воблу вблизи, посетили визуальные глюки. Эти маленькие заросшие
существа непоседливой ратью роились вокруг. Как следствие, мир вновь начинал
страдать повышенной хвостатостью.
Мошкин незаметно посмотрел на Нату. Ее рыжий лисий хвост
беспокойно обвивал ноги, непрерывно двигался, точно заметал следы. Мошкин
вздохнул. Ну конечно, ничего другого, по большому счету, он не ожидал. Любовь
зла, и не одних же козлов любить. На долю лис тоже должно что-то перепасть.